Генри Мортон - От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии
Первым англичанином, описавшим город, был якобинец, пеший путешественник Томас Кориэт. Милан он посетил в 1608 году, жаль, что его «Кориэтовы нелепости» не включили в классику дешевых изданий. Кориэт был как бы неофициальным шутом при дворе короля Якова I, и общество — как это всегда бывает — оценивало его по его внешнему виду. Можно не сомневаться: такое положение — быть клоуном при дворе — устраивало сына священника из Сомерсета, отучившегося в Оксфорде и не получившего диплома. Никто и не удивился, когда он объявил, что собирается идти пешком в Венецию. Как и современные хайкеры, он охотно садился в экипаж, когда его приглашали подвезти. Так он прошел через Париж, Турин и Милан. На обратном пути он торжественно повесил свои башмаки в церкви в Одкомбе, что возле Йовила, и уселся записывать впечатления от путешествия. Так в Англии родилась первая современная книга о путешествиях. Более ранние авторы, такие как Ричард Гайлефорд, Томас Хоби, Роберт Даллингтон и даже Файнес Морисон, путешествовали по религиозным или политическим причинам, а Кориэт — первый англичанин, отправившийся за границу из чистого любопытства: посмотреть мир и увидеть других людей. Он не менее типичный продукт Ренессанса, чем Лоренцо Медичи. Жаль, что закрепившаяся за ним слава клоуна перекинулась и на его труд, и это еще раз доказывает, как опасна в Англии репутация юмориста. Даже сейчас многие из тех, кто не читал «Кориэтовы нелепости», считают, что это юмористическое произведение. Они заблуждаются, поскольку Кориэт написал глубокую книгу, говорящую о наблюдательном и остром уме ее автора.
В 1639 году, пройдя через Милан, возвратился домой Мильтон, почти через год после того, как увидел листья в Валломброзе. «Было бы бесчестно с моей стороны, — писал он, — предаваться удовольствиям в чужой земле в то время, как соотечественники сражаются за свободу». Двадцатитрехлетний Джон Ивлин был не так патриотично настроен и не хотел принимать участия в гражданской войне («Паршивые дела творятся дома», — заметил он), а потому отправился путешествовать в Италию. В Милан Ивлин прибыл в 1646 году на обратном пути. В Венеции он встретил поэта Эдмунда Уоллера, которого изгнали из Англии за то, что тот принял участие в роялистском заговоре. Ивлин и Уоллер стали путешествовать вместе. Затем к ним присоединились мистер Эбди и капитан Рэй, «приятный пьющий джентльмен». К Милану они приближались с опаской: боялись испанской инквизиции и подумывали, не избавиться ли им от протестантской литературы, но при входе в город не произошло никакой заминки. Англичане спокойно устроились в трактире «Три короля».
Путешественником Ивлин был любознательным и дотошным. Рим «проштудировал» досконально, как американец, при этом воспользовался услугами человека, хорошо знавшего город, сейчас мы назвали бы его гидом. В Милане он тоже минуты даром не потратил. Достопримечательности в 1646 году были теми же, что и в наши дни: собор с телом святого Карло Борромео; библиотека Амвросия; «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи и базилика Амвросия. Ивлину сказали, что останки епископа находятся в базилике, но они под алтарем и увидеть их нельзя. Во время посещения резиденции испанского губернатора и констебля Кастилии Ивлин, привлеченный красотой гобеленов и картин, заглянул в комнату и, к своему ужасу, понял, что явился в частное помещение: «Великий человек находился в этот момент в распоряжении парикмахера». Губернатор заметил незваного гостя и послал негра, чтобы узнать, в чем дело. Ивлин извинился, но, услышав, что губернатор принял его за шпиона, поспешно покинул здание и бросился наутек. Возможно, самым интересным при посещении Милана было то, что Ивлин и его друзья присутствовали на дневном представлении оперы. Это произошло за полторы сотни лет до того как построили театр Ла Скала. «Сегодня, — писал он, — мы получили огромное удовольствие от прослушивания оперы, представленной неаполитанцами. Отличная музыка, прекрасные исполнители, среди которых была знаменитая красавица».
Деклассированных элементов, беженцев и шпионов было в те времена на континенте не меньше, чем сегодня: католики из протестантских государств и, наоборот, протестанты, бежавшие от католиков; политические ссыльные, шпионы и разведчики, много выходцев из Шотландии — последние обычно нанимались солдатами к королю или принцу. Один из таких шотландцев, полковник в испанской армии, услышал на улице, как Ивлин говорит с друзьями по-английски, и послал к ним слугу с приглашением отобедать. Те забеспокоились, пока не навели справки о гостеприимном хозяине, после чего приняли приглашение. Полковник жил в приличном доме, богато меблированном. Кроме них, к столу были приглашены и другие гости — все солдаты. После отличного обеда, где вино лилось рекой, полковник подарил Ивлину турецкое седло, в котором тот доехал до Парижа, в нем же вернулся и в Англию. Затем хозяин повел гостей в конюшни и показал своих лошадей, а затем, несмотря на увещевания своего конюшего, видевшего, что хозяин «немного разгорячен вином», полковник вскочил на необъезженную лошадь, которая встала на дыбы и расшибла седока о стену. Полковника сняли с седла и в полубесчувственном состоянии отнесли во дворец.
На следующее утро, когда англичане пришли справиться о его здоровье, они увидели перед дверью зажженные свечи и балдахин, используемый в церквях во время святого причастия или приносимый к тем, кто находится при смерти. Они поднялись в дом и нашли там хозяина, кашляющего кровью и способного лишь подавать им знаки. Возле постели стоял ирландский монах и исповедовал умирающего. На следующее утро они услышали о наступившей смерти, а также, что исповедь, при которой они присутствовали, была инсценирована, так как шотландец был протестантом, а монах — его доверенным лицом. Этого хватило, чтобы напуганные англичане отправились восвояси! В ужасе оттого, что их может схватить инквизиция, заплатили за постой и поспешно двинулись к Альпам.
Последним из английских писателей, кто видел в Милане испанский гарнизон, был Джозеф Аддисон. Случилось это в 1701 году, и до конца столетия те, кто приезжали в Милан после него, видели в городе австрийцев. Эти два столетия так отличались друг от друга, что теперь там никто больше не беспокоился о своей принадлежности к протестантизму и на иностранный гарнизон смотрели без всякого страха и интереса. Молодой Босуэлл[17] поспешил в Милан в 1765 году, после смехотворной попытки сделаться в Турине любовником пожилой графини. В городе он увидел строителей собора — работа шла уже несколько столетий. Еще один член кружка Джонсона — доктор Бёрни, симпатичный отец Фанни, в 1770 году прожил в Милане девять дней. Он имел рекомендательное письмо от Баретти к брату, который жил в Милане. Бёрни ходил на званые обеды и встречал много важных людей, включая австрийского губернатора. Он изучил песнопение Амвросия и счел, что даже церковные авторитеты имели о нем довольно смутное представление. В опере он сидел в ложе с камином и карточными столиками. Оркестр, на его вкус, играл слишком громко, и лишь баритоны могли пробиться сквозь музыку. «В городе не видно ни одной лампы, — писал он, — экипажи вынуждены иметь при себе шандал, а пешеходы — фонарь. Фонари очень большие и сделаны из белой бумаги. В экипажах для знати есть место для двух слуг, что стоят позади, один над другим».
