Станислав Жейнов - Другой
— Сильно не надейся. Шансов почти нет. Почти… Ладно. Я тебе позвоню. Жди.
Пошли гудки, вернул телефон Антону. Вытянул из кармана мятую пачку, достал последнюю обломанную сигарету, закурил.
— Ну что там? — спросил Антон, все так же виновато пряча глаза.
— Позвонит.
— Поехали?
— Куда?
— Знакомая есть. Она с подругой живет… С двумя… Я звонил, сказал заедем… Так что?
— Если хочешь, езжай, — говорю. — Я пойду в кафе. Игорь говорил: "если что, встречаемся там". Буду его ждать. Телефон, только оставь.
— В двенадцать закроется.
— Ну и что. Рядом сяду.
Мы пошли к машине, по дороге Антон закурил, я забрал у него пачку, достал новую сигарету.
Сразу заметил: с машиной что-то не-то. Достал из сумки с инструментами, фонарик, посветил. Так и есть — колеса проколоты. Все четыре — на ободах. Да и двигатель не завелся; аккумулятор сдох окончательно. Отправились в кафе пешком.
Какая страшная штука — выбор. Как легко, когда его нет. Маша. Я не буду ей сейчас звонить, и если Дима поможет, то наверное, уже не позвоню. Как я все это объясню? Да у меня сердце разорвется. Я и сам уже не знаю, чего хочу. Но я все правильно сделал. Может, и буду жалеть, даже — не может, а точно буду, но если вернуть все, — по другому, все равно, не смог бы. Нет, не смог бы. Его жизнь дороже. Да и, жил ведь я как-то без нее, целый год…
Заметили колонку, подошли. Я снял безрукавку, простирнул ее, обмылся сам, вымыл голову. На затылке — пульсировала большая, мягкая шишка… а на темени глубокая ссадина, из нее опять пошла кровь. Я заткнул рану ладонью; Антон тем временем побежал искать аптеку. Ждал долго, минут двадцать; он принес перекись, ваты, несколько разных пластырей и бейсболку. Это, он хорошо придумал; комок ваты на голове, почти, не отображал моих половых предпочтений, бросал тень на гражданскую позицию, ставил крест на политической карьере.
Добрались до кафе в начале одиннадцатого. Оно мне сразу понравилось. Особенно оформление — оформление отсутствовало. Мрачно, все столики свободны — очень хорошо. Если бы еще, — вон тех не было — у стойки, и динамики накрыть, чем-нибудь звуконепроницаемым.
Сели в дальнем от входа — темном углу; я положил руки на стол, сразу вляпался во что-то липкое, тягучее.
Антон заказал себе поесть, я попросил сто грамм коньяка и кофе. Еще попросил протереть стол, на что, нам предложили пересесть. Мы остались, я протер столик салфеткой, бросил ее под ноги.
Из посетителей, кроме нас, еще две девушки; они сидели возле барной стойки, как зашли, они стали хихикать и оглядываться на нас. Может, с меня смеются? Надо же — девушка из Медвежьегорска взяла, и вот так сразу, все про меня поняла. Спросить у нее: как жить дальше?
Коньяк мне принесли сразу, я выкурил сигарету, сделал глоток и меня стошнило, в голове опять загудело, пошла носом кровь. Антон дал мне вату, я заткнул нос, сразу стало трудно дышать, кровь потекла в рот, я поднялся, поспешил в туалет.
Когда вернулся, мой кофе уже остыл. Заказал себе пиво, опять закурил.
— Лучше тебе вообще не пить, — посоветовал Антон. — У тебя сотрясение, и серьезное. От пива, тоже может стошнить.
Ему принесли салат и хлеба.
— А остальное, скоро?
— Десять минут.
Он допил мой коньяк, запил кофеем.
— Давай, я позову знакомую с подругой? Чего сидеть вдвоем? Игорю, все равно уже не поможем… Ну, в смысле… толку, от того, что мы тут…
— Я никого не хочу видеть. Если не терпится, вон тебе девочки, иди пообщайся. Только сюда не зови, хорошо.
Он оглянулся, несколько секунд рассматривал томных аборигенок. Лицо вернулось уже скривленным. Потряс головой:
— Не то. — Взял вилку, без энтузиазма стал ковыряться в салате "Под шубой", — Глеб, мне надо посоветоваться с тобой. — Воткнул вилку в темную, пахнущую рыбой кучу, опять повернулся к девушкам.
— Если пойдешь, — говорю, — оставь мобильник. И если что… Завтра, все равно с утра возиться с машиной, часов с одиннадцати подходи сюда.
Антон положил телефон передо мной. Я набрал Диму. Приятный, но холодный голос сообщил: "Абонент недоступен". Я выругался, засунул телефон в карман брюк.
Чего же он не звонит? Неужели так трудно перезвонить? Еще и телефон отключил — мерзавец. Я уже готов принять все, но это неведение, выводит из себя. Это жуткое, неприятное состояние, — смесь ужаса и тоски, и все это ползает где-то в брюхе, накатывает болезненными спазмами мышц живота. Такое было в детстве, когда будили рано утром, в комнате холодно, изо рта — пар, и надо куда-то ехать, далеко-далеко, на какой-то вокзал, с пересадками, и еще куда-то, еще дальше…
И вдруг я понял, что все напрасно. Все усилия, переживания, ничего не стоят. Теперь не стоят, вот с этой самой секунды. Это было, как письмо из будущего, видение, откровение. Но сначала были знаки: крестом на стене сошлись лучи света, отраженного от стеклянной двери, и вспыхнувшего плафона; на зубах Антона хрустнула кость, он поморщился, сказал: "Дохлятина, какая-то"; девушка у стойки громко заказала: "Кровавую мери!"; в зал зашли два низкорослых парня, громко говорили, но из контекста мой слух вырвал только: "Убили-убили, да! Камень к ногам и в воду"… А потом у меня перехватило дыхание, в глазах потемнело, и…
…из-за тумана. Я старался идти рядом с Сергеем, но когда тропинка сужалась обгонял его или пропускал вперед. Когда мы сходили с тропы, старался, держаться за его плечо, потеряться в этой глуши ничего не стоило.
Человек, в милицейской форме, часто оглядывался, проверяя не отстали ли мы, и все время повторял: "Скоро, скоро, уже почти пришли… Уже близко…" От него тоже старались не отставать, держались близко, но он все равно, как то умудрялся пропадать, проваливался в плотную тяжелую сырость, а потом звал, с самого неожиданного расстояния, с самой непредсказуемой стороны.
Одежда пропиталась влагой, я замерз, тело трясло. Колено разболелось. На ботинки налипла грязь, я часто поскальзывался и уже несколько раз упал бы, но Сергей подхватывал, тянул за собой. Ему трудно меня удержать, мы как-то изменились; он стал меньше, слабее, а во мне наоборот, появилась какая-то жесткость, сила.
Туман немного рассеялся, мы вышли на берег. Людей было не много: трое гражданских, среди них одна женщина, и еще двое в форме. Тот, что привел нас — самый молодой из них. Он пожал милиционерам руки, спросил:
— Ну что, вытянули?
— Нет еще. Водолазы только приехали.
Я посмотрел на Сергея: — Может не он?
Сергей не ответил, опустил голову.
— Как долго, — говорю необычным, потяжелевшим голосом. — Думал, он уже в морге будет. Так давно нашли, и до сих пор не вытащили.
