Яков Рыкачев - Коллекция геолога Картье
— Ты прав, Анри, достаточно взглянуть на то, что они делают в Конго. И все для того, чтобы сохранить за собой ископаемые богатства страны! Именно за конголезский уран, кобальт, медь и свинец убили они Патриса Лумумбу. Но пример Конго многому научил нас, Картье, да и всех африканцев! Во всяком случае, до нашей Панги им теперь не добраться… Скажи, Картье, это действительно очень крупное месторождение?
— Едва ли не крупнейшее в мире, Нгама. Скрытая в нем энергия способна преобразить не одну только Боганду, а многие и многие страны африканского континента. Конечно, одной Боганде не справиться…
— Отец, отец! — с ликующим криком прервал его Робер, подбегая с другого края парома. — Смотри, на том берегу Мадлен! Нет, нет, левее, там, где стоит машина!..
— Кажется, ты прав, Робер. — Лицо Картье как-то вдруг помолодело, сразу обнаружилось удивительное сходство между отцом и сыном. — Да, да, это наша Мадлен…
— Похоже, Мадлен стала здесь богандинкой, — заметил, подойдя, Барзак. — Даже отсюда видно, как она почернела от солнца, а к тому же еще белое платье…
— Могу подтвердить, дорогой Анри, у нас многие принимают Мадлен за метиску, — сказал Нгама. — Она живет в моей семье, и мы очень с ней сдружились.
— Так это ты устроил нам эту встречу?
— Признаюсь, я.
Между тем Мадлен также узнала их, и вот уже все радостно приветствуют друг друга издали, а затем паром подплывает к берегу, и Мадлен спешит к краю берега своей летящей походкой и первым целует Робера, затем Барзака и затем уже Картье, любимого.
— Я так боялась за вас, дорогие, — говорит она, и ее прекрасные глаза чуть увлажняются. — О, простите меня, друг, — она замечает Нгаму, стоящего в стороне, делает шаг к нему, подтягивается на носках и целует его в щеку. — Благодарю вас, Нгама, дорогой друг…
Мадлен подходит к людям Нгамы и каждому пожимает руку.
— Благодарю вас, друзья!..
И эти рослые, сильные люди радостно улыбаются ей в ответ своей белозубой улыбкой. Она такая быстрая, порывистая, нежная — настоящая богандинка, их женщины так же хорошо сложены, у них такие же точеные, резные лица, такие же большие, полные жизни глаза, такие же красивые руки и ноги.
А потом сильный «паккард» мчит наших путников по дорогам страны, Нгама едет вместе с ними в Макан, за рулем сидит Мадлен и уверенно ведет машину маленькой крепкой рукой. В пути то и дело мелькают бедные селения: несколько десятков полукруглых хижин, сплетенных из прутьев, обмазанных глиной и крытых банановыми листьями. Какая злая сила держала до сих пор высокорослых, мускулистых богандинцев в этих убогих жилищах-шалашах, уделила им эти бесплодные, крохотные участки земли, на которых с трудом вызревают скудные урожаи маиса, маниоки, батата? Но зато путники не в силах охватить глазом владений плантаторов — обширные хлопковые поля, раскинувшиеся до самого горизонта и являющие сейчас картину полного запустения. А дальше стали попадаться редкие рудники, фабрики, заводы, замершие, безмолвные, покинутые своими владельцами, бежавшими из страны, и рабочими, ушедшими на войну.
— Хозяйственная жизнь страны пришла сейчас в расстройство, — говорит Нгама. — Все здоровые мужчины ушли или уходят в повстанческую армию, а колонизаторы сознательно останавливают производство, уничтожают собранный урожай, чтобы задушить молодую республику голодом. Единственно, кто помогает нам в эти трудные дни, — это Советский Союз. В Макан ежедневно прибывают советские самолеты с зерном, консервами, сгущенным молоком. Наши крестьяне отдают нам свои скудные запасы, и таким образом мы имеем возможность кормить армию и городское население. Сейчас Комитет принимает энергичные меры по борьбе с саботажем плантаторов, конфискует их запасы, берет предприятия в свои руки…
По дорогам во всех направлениях двигались шумные толпы мужчин и женщин, рослый, сильный, красивый народ, наконец-то расправивший плечи. Нгама и его спутники приветствовали их взмахами рук, и они понимали, что это едут друзья их страны и народа.
— О ле-ле! О ле-ле! — радостно кричали они вслед машине.
Казалось, вся Боганда покинула насиженные места.
— Эти мужчины направляются в города и крупные поселения, — пояснял Нгама. — Там им выдадут оружие и зачислят в повстанческую армию. Их никто не призывал, они идут бить поработителей, повинуясь лишь внутреннему голосу… Женщины? Это их жены, невесты, сестры, матери, смотрите, как весело провожают они своих близких на священную войну! Они и сами пошли бы сражаться, но у нас не хватает оружия на всех желающих…
14. АНРИ КАРТЬЕ ПРИХОДИТ К ЦЕЛИ…
В Макан машина въехала через европейскую часть города. На широких асфальтированных улицах стояли прекрасные, из местного розового камня, жилые дома, тридцатиэтажные здания банков, компаний, фешенебельных гостиниц — обиталища и владения колонизаторов, грабивших несметные природные богатства Боганды, истощавших в каторжном труде живую силу ее населения. Сейчас там царили тишина и пустота: кто в испуге притаился, кто бежал из страны. А улицы бушевали, как река в половодье, они безраздельно принадлежали теперь восставшему народу. Один за другим шли отряды воинов, вооруженных автоматами, частью отобранными у колониальной армии и полиции, частью закупленными Комитетом еще в пору его пребывания в подполье. Обученные в том же подполье повстанцы четко блюли строй и радовали глаз отличной выправкой. Они пели на ходу вдохновенную боевую песнь, и казалось, что отряды шагают не по земле, а как бы плывут по воздуху:
Цельтесь, цельтесь и стреляйте!
Разбегитесь врассыпную, чтоб
удобней было стрелять.
Пусть стрелок следит за дымом
из своего ружья
Мы ничего не боимся,
Нас не сокрушить,
Нас не победить,
Мы подобны буйволу, который
не сможет затеряться
В стаде баранов…
— Как все это прекрасно! — сказал Робер, тронув отца за плечо. — Знаешь, я бы очень хотел отправиться с ними в поход…
— Ты слишком молод, Робер.
— А ты погляди, отец, вон там, справа, идут добровольцы, среди них каждый второй не старше меня!..
— Что же, я поговорю с Кимваной, думаю, он не откажет мне в этом. Только полагаю, Робер, что война закончится раньше, чем тебя обучат воевать…
— Робер… — послышался тихий голос Мадлен — она сидела впереди, за рулем, но все слышала. — Тебе еще нет восемнадцати, тебе еще рано брать оружие. Если с тобой что-нибудь случится…
