Константин Якименко-Сегедский - Страна динозавров
Затопить судно было нашей обязанностью. Места на шлюпках было мало, потому каждому члену экипажа разрешалось взять лишь то, что он мог унести на себе. При этом остальное место мы отвели на запасы еды и пресной воды, которые теперь, когда речь зашла о наших собственных жизнях, были для нас важнее самых драгоценных находок.
Буквально после обеда, проведённого практически во тьме, так как все экономили жизненно важное электричество, последние киловатты энергии закончились. Все собрали свои вещи и выбрались на верхнюю палубу. Быстро простились с субмариной, выслушали прощальную речь капитана и стали рассаживаться по шлюпкам. Большую шлюпку спустили первой. В неё поместили раненых и большинство экипажа. Затем мы спустили и вторую шлюпку, оставаясь на расстоянии одного шага от борта судна: следовало ещё подождать двоих членов нашей экспедиции, которые спустились в трюм закладывать взрывчатку.
Эти двое должны были проверить, что бы все отсеки, естественно, кроме повреждённого, были открыты, а затем поджечь фитиль и быстро покинуть судно.
Вскоре показались и наши товарищи, быстро спустились в шлюпку и вместе с нами отошли от лодки, которая с минуты на минуту должна была навсегда погрузиться в пучину Индийского океана.
На всякий случай отметили для себя координаты этого места, чтобы, если представится возможность и будет соответствующая техника, мы могли опуститься на дно за оставленными в герметических ящиках экспонатами. Исходя из возможностей этой подлодки, мы не сомневались, что в скором времени появятся и другие, с ещё большей глубиной погружения.
Только мы отошли на безопасное расстояние, как где-то внутри судна прозвучал глухой взрыв, с огромной силой, сотрясший всю подлодку. Судно словно изогнулось посредине и с лязгом раздираемого на куски металла, переломилось пополам. Задняя половина ушла под воду сразу же. Передняя же, большая часть судна, выставив вверх острую грань форштевня, медленно поползла вниз.
Капитан встал со своего места и прислонил сжатую ладонь к козырьку фуражки. Все остальные сделали это, сидя на своих метах.
Отдав честь своему судну, долгое время по праву называвшимся нашим домом, мы взялись за вёсла и медленно, постоянно сменяясь между собой и экономя свои силы, погребли в строго указанном направлении.
Исходя из карты, путь предстоял неблизкий — чуть меньше двухсот морских миль, то есть как минимум несколько дней усиленной работы вёслами, что было не мало.
Постепенно удаляясь от места, где мы навсегда, наверное, попрощались с нашим судном, мы везли в своих карманах плёнки, личные дневники и те небольшие кусочки золотой руды, найденные в Урании — наша единственная надежда ещё раз повидать загадочную страну динозавров.
Эпилог
Больше недели потребовалось нам, чтобы преодолеть необходимое расстояние.
За это время, которое, как показалось, продолжалось бесконечно долго, мы заметно отощали несмотря даже на достаточно равномерное и не очень уж скудное питание. Лица наши обветрились, обросли многодневной щетиной и покрылись плёнкой из въевшейся в неё соли, которую такой же солёной водой мы тщётно пытались смыть во время отдыха. Теперь каждый, взглянувший на нас со стороны человек, первым делом побеспокоился бы о своей безопасности, чем проявил бы интерес к нашему бедственному положению. А если к этому добавить ещё и исходивший от нас просоленный и пропотевший запах, то нас точно сочли бы за бездомных бродяг. Впрочем, и в этом была доля правды, так как прежнего дома — нашего корабля у нас уже не было.
С попутными судами нам так и не повезло: за весь переход на горизонте не появилось ни одного очертания хоть какого-нибудь корабля. Хотя повезло в другом. Всё время, что мы находились в океане, продолжалась относительно спокойная погода, без каких-либо серьёзных волн, ливней и препятствующих продвижению вперёд течений. Даже дождь побеспокоил нас всего лишь один единственный раз, редкими каплями пройдясь по нашей одежде.
Все быстро привыкли к более сильной, чем на субмарине качке и спокойно засыпали, потеплее укутавшись в шубы и одеяла, свернувшись калачиком между гребцов на рыбинах шлюпок.
Маленький клочок суши, показавшийся нам на горизонте после этих продолжительных девяти дней, проведённых на шлюпках, показался единственным спасительным лучиком, оставшимся у нас в арсенале. По сути, так оно и было.
Островок этот, называвшийся Кергелен, принадлежал французскому государству. На нём располагалась небольшая крепость с метеорологической станцией, в которой обитала примерно рота солдат.
Французы приняли нас без какой-либо радости, но койки и трёхразовое питание всё же предоставили. Мы понимали, что им тут и самим не сладко живётся, а, приютив нас, они лишали себя и части провизии, которую здесь вырастить было негде, да и некому, поэтому мы не роптали.
После однообразного пейзажа, окружавшего нас последние дни от которого у нас уже даже в глазах рябило, каменный островок с его неподвижной поверхностью казался теперь нам вершиной комфорта и уюта.
Как мы узнали, судно — единственная здесь связь с остальным миром — приходило всего два раза в год, привозя провизию и заменяя отслуживших солдат на новых. Исходя из графика движения, нам оставалось провести на этом каменистом острове примерно три месяца, если при этом, конечно, судно не задержится или с ним не случится какой-нибудь беды, что, по словам местного губернатора, уже не раз случалось.
Здесь мы узнали и последние новости о жестоких кровопролитных боях в Европе, не слишком нас обрадовавших.
На острове встретили и отметили Рождество, а за ним и Новый год — единственное разнообразие на этом островке, отделённом огромным океаном от всего цивилизованного мира.
С трудом дождались опоздавшего чуть ли не на пол месяца судна, а затем, распрощавшись с приютившими нас французами, ещё пол месяца добирались на чахлом паруснике, державшем свой путь в Австралию.
Здесь по многим, не зависящим от нас причинам, нашей команде пришлось разделиться. Денег у нас было не много, поэтому часть своего золота мы продали и разделили на всех членов экипажа. Каждому представилось право самому решать, куда ему следовать, так как в родную Англию и Европу, охваченную серьёзной войной, суда практически не ходили.
Мы вчетвером отправились в Соединённые Штаты, к жене Челенджера: сначала был долгий и трудный переход до Сан-Франциско, а затем чуть менее опасный путь через континент в Нью-Йорк. И там нам предстояло прожить ещё не малый срок.
