Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973
Сообщение Геновевы заинтересовало Дзениса.
— И давно он уехал?
— Господи помилуй! Да еще осенью. Аккурат перед праздниками.
— Поди, надоели ему вечные свары с соседями. Наверно, потому и уехал.
— Да нет, что вы, — всплеснула руками Геновева. — Когда Казимир уехал, старухи уже не было в живых. Ну да, аккурат через неделю, как ее докторица нашла.
— Куда же он законтрактовался? — ввел разговор в нужную колею Дзенис.
Геновева стала припоминать.
— Тьфу ты пропасть, опять позабыла, как оно называется. Не то Нуринск, не то Мурильск.
— Возможно, Мурманск, — пришел на помощь Трубек.
— Нет, нет, по-другому.
— Не Норильск?
— Во, во, он самый.
Дзенис и Трубек переглянулись.
— Чего же мы стоим на пороге? — сказал Дзенис. — Не пригласит ли нас хозяйка в комнату?
Женщина смутилась.
— Отчего же нет, пожалуйста, только простите за беспорядок.
Когда они поднялись в квартиру, оказалось, что Щеписы теперь занимают обе комнаты.
— Лоренц была прописана одна, — пустилась в объяснения Геновева. — После ее смерти комната пустовала. Я уж ходила, ходила, просила, просила, покуда мне ее отдали.
— Отчего же не дать. У вас ведь двое детей.
Дзенис открыл и закрыл несколько раз дверь, соединяющую обе комнаты.
— Теперь не запираете. А раньше заклеивали наглухо.
— Я ничего не заклеивала. Это все она, только она.
Дзенис прошелся по комнате, встал подле окна и
как бы невзначай отворил его.
— Хороший садик у ваших соседей.
Да, окно было невысоко над землей. Любой мужчина мог запросто выпрыгнуть из него во двор.
Дзенис осмотрел подоконник, затем высунулся наружу и тщательно исследовал наружную стену под окном. Внезапно он повернулся к хозяйке.
— Ваш муж, если не ошибаюсь, шофер.
— Ну да, шофер, а как же, — подтвердила Геновева.
— Где он работал до отъезда на Север?
— В транспортной конторе, на грузовой машине.
— И часто выезжал в командировки?
Щепис махнула рукой.
— Можно сказать, дома его и не видела. До того, как законтрактовался, он почти целый месяц в Кулдиге пробыл. Говорил, дрова возил на станцию.
— Это когда было, в октябре?
— Ну да, весь октябрь.
— И за все время ни разу домой не заглянул?
Геновева Щепис на миг смолкла, но тут же затараторила:
— Не, не, не был ни разу. Право слово, ни разу не заехал.
Дзенис, кажется, выведал здесь все, что было возможно. Он взглянул на часы.
— Ладно, Борис. Нам пора идти. До свидания, хозяюшка!
Когда они спустились вниз, Дзенис потянул Трубека за рукав.
— Давай-ка зайдем к дворнику.
Дворника дома не было, но на вопросы Дзениса охотно ответила жена.
— Это все точно насчет того, что Казимир Щепис в октябре не появлялся дома.
— Так-таки и ни разу?
— Самого Казимира не видала, что правда, то правда. Но один раз… Да как же, это было в ту ночь, когда убили Лоренц. Я же следователю рассказывала, что у нас были гости. Засиделись допоздна и слышали крик. А когда провожали гостей, машина Казимира стояла в переулке. Я ее знаю. Утром чуть свет вышла улицу подметать, но он уже уехал.
— На следствии вы об этом не говорили, — заметил Трубек.
— Про машину никто не спрашивал.
Когда Трубек и Дзенис вышли со двора на улицу, последний, еще раз взглянув на двухэтажный дом, сказал:
— Кое-что помаленьку начинает выплывать на свет божий.
— Да, появились кое-какие новые обстоятельства, — согласился Трубек. — И, пожалуй, немаловажные.
— И еще более существенное значение имеют несколько нитей пряжи, зацепившиеся за острый край жести наружного подоконника, — сказал Дзенис. — Тебе придется срочно пригласить понятых извлечь эти шерстинки и потом проверить, откуда они, не из одежды ли Лоренц.
2
Отворив дверь кабинета Соколовского, Дзенис сразу понял: капитан не в духе. За письменным столом Соколовский сидел в рубашке с закатанными рукавами и недовольно листал комментарий к уголовно-процессуальному кодексу.
— Проваливай ко всем чертям! — зарычал капитан. — Не желаю я сегодня видеть прокуроров!
— Кто обидел нашего малыша? — сочувственно спросил Дзенис.
— Меня обидеть? — взвился Соколовский. — Такой еще не родился, кто мог бы нанести мне обиду.
— С чего тогда взъелся на меня?
— Ты же знаешь мой терпеливый нрав, Роберт. Я человек тихий, миролюбивый. Но даже меня твой Озоллапа сегодня вывел из терпения. Видали, умник нашелся!
— Не дал санкцию на арест?
— Как в воду глядел! Не дал, упрямый олух! И в таком деле! Два месяца я как ищейка гонялся по следам этого ворюги, пока застукал. А теперь что же — прикажешь прекратить дело, да?
Дзенис задумчиво поглядел в окно.
— У тебя были серьезные улики? Может, хотелось поскорей доказать, что преступление раскрыто и спихнуть дело следователю, пускай, мол, копается в нем дальше?
Капитан ударил себя кулаком в грудь.
— Ты что, Соколовского не знаешь? Разве Соколовский хоть раз без улик лез к прокурору за санкцией? А вы тут разводите бюрократию. Трясетесь над каждой санкцией. Не дай бог, если суд кого-нибудь потом оправдает.
Соколовский откинулся на спинку стула.
— Наше дело, друг любезный, — продолжал он, — расследовать всё, добраться до истины, собрать доказательства. А дать оценку доказательствам — это, ты уж не взыщи, дело суда. Но кое-кто обязательно спешит опередить суд. При малейших сомнениях в исходе готовы тут же прикрыть дело, хотя и убеждены, что у обвиняемого рыльце в пуху. Для того ведь суд и существует, чтобы сказать последнее слово.
