Хэммонд Иннес - Исчезнувший фрегат
Было достаточно трудно определить, до какой степени повредилось сознание этого человека в результате пережитых испытаний. Грязь его тела, исходящая от него вонь, спутавшиеся волосы и борода, направленный в никуда взгляд и его нескончаемый монолог… Думаю, следовало учесть, что никто не смог бы, живя над кучей замороженных трупов, сохранить нетронутым свое душевное здоровье. Тем более что мы видели доказательства того, что он туда спускался и рубил лед, чтобы добраться до овец, а поскольку к человеческим телам подобраться было легче, он также рубил и их конечности.
Но то, что он выжил в течение двух с половиной лет, в одиночестве, с исчезающе малой надеждой на спасение, нужно было признать поразительным фактом, независимо от того, как это ему удалось. По этой причине, а не из-за опасений возможных последствий политического характера, я согласился с предложением Айана никому не рассказывать об ужасающем грузе корабля.
Это было уже после того, как Айан открыл трюм и обнаружил, что Ангел Боргалини мертв. Он застрелился. Так мне сказал Айан, но можно ли этому верить? Мне Ангел не кажется человеком, способным на самоубийство. Я был в кладовке, мы с Эдуардо осматривали запасы, когда Айан спустился, чтобы заглянуть в трюм. Если бы тогда и прозвучал выстрел, я бы его, скорее всего, не услышал.
Так это было или нет, но одно не вызывает сомнений — его смерть избавляла всех от множества проблем, и именно по этой причине я согласился молчать о подлинной цели рейса «Андроса» и том, что было в его трюме.
Перед тем как отправиться в обратный путь, Айан вынул миниатюрную фотокамеру и стал снимать Эдуардо крупным планом и каюту, в которой он прожил более двух с половиной лет. Потом на ходу сделал несколько кадров обледенелой палубы и, спустившись на лед, сфотографировал «Андрос» со всех сторон, в том числе с таких точек, откуда было видно, как его ограждают вмерзшие айсберги. И в конце, для протокола, как он сказал, сделал несколько снимков трупа Карлоса, лежащего под носом корабля. Он даже расстегнул на нем куртку и задрал свитер, чтобы сделать крупным планом фото раны, которая стала причиной его смерти. Затем, подкрепившись горячей овсянкой с тюленьим мясом — лучшим из того, что мы наскребли в кладовке, мы пустились в обратный путь вокруг айсберга по нагромождению вздыбленных льдин к тому месту, где Ангел с Карлосом оставили снегоход.
Дорога отнимала много сил, идти было тяжело, и в самых трудных местах приходилось помогать Эдуардо. Он не проявлял никакого интереса к тому, куда мы его ведем, и к постоянным остановкам Айана после того, как мы отыскали свои санки, чтобы определять с помощью его маленького приемника направление сигнала от радиомаячка, прицепленного им к снегоходу. Похоже, наша поддержка и надежда на скорое возвращение в общество людей, неожиданно сменившие бесконечное одиночество и приближение неизбежной, страшной смерти притупили остроту его умственного восприятия. Он в некотором смысле отключился — слова продолжали литься из него потоком, но значительная их часть теперь была бессмысленной. Кроме того, возрастала его беспомощность, что настораживало, если вспомнить его поведение при внезапном появлении ненавистного ему человека.
Те выстрелы, что мы слышали, то, как он охотился за Боргалини по всему кораблю, в конце концов загнав его в трюм, полный трупов погибших по его вине людей, осторожность, с которой он подошел к каюте, где мы его ждали… Все эти действия характеризовали его как человека с ясным умом и полным контролем над собой. А потом хлынувший из него поток объяснений, слова, продирающиеся сквозь отвыкшие от речи голосовые связки… Я с содроганием вспоминаю, как его бурная исповедь постепенно становилась все более сбивчивой и путаной, пока не скатилась к практически бессвязному лепету. Его сознание туманилось, а телодвижения теряли самостоятельность, пока он наконец не превратился в какое-то подобие тряпичной куклы размером с человека, полностью зависящий от наших усилий и воли. Жутко было наблюдать его деградацию, то, как его ум стремился забиться в темные углы его памяти. Никогда раньше я не видел ничего подобного и, надеюсь, не увижу впредь.
С детским упрямством он вцепился в тот полный камней рюкзак, как будто это был некий талисман, и с каждым прошедшим часом меня все больше раздражал этот бесполезный груз и готовность Айана потакать его капризам. Когда мы дошли до снегохода, было уже почти темно, а я был вымотан и физически, и душевно, перетаскивая с Айаном это бормочущее тело через торчащие плиты пакового льда. Ветра практически не было, лишь легкое дуновение с северо-востока, и стало на удивление тепло. К тому времени Эдуардо совсем ослаб. Мы засунули его в спальный мешок, что-то поели, и я уснул сном человека, который исчерпал свои силы до дна.
Я проснулся от невообразимого грохота ломающегося пакового льда. Плиты наползали друг на друга и поднимались дыбом, огромные, как дома, а по небу неслись черные низкие тучи. Все это происходило к северу от нас, на расстоянии не более мили. Шум был чудовищным, а вся картина настолько пугающей, что я едва сдержал порыв вскочить и бежать. Мы прицепили санки к снегоходу, к одним из них привязали Эдуардо и двинулись к югу под защиту ледяного барьера.
Часть пятая
Порт-Стэнли
Буря длилась два дня, и мы вернулись на «Айсвик» только в последний день февраля. К счастью, у нас был снегоход, и он нас выручил, поскольку на третий день Эдуардо ослаб не только умом, но и физически настолько, что его полубессознательное тело пришлось тащить пристегнутым к санкам. Как только мы приблизились достаточно, чтобы выйти на связь в УКВ-диапазоне, Айан сообщил Айрис, что мы везем с собой ее брата. И хотя он сделал все возможное, чтобы подготовить ее к встрече, состояние, в котором он находился, вызвало у нее тяжелое потрясение.
Мы-то, конечно, уже к нему привыкли, но после той первой неудержимо многословной исповеди он замкнулся в скорлупе отрешенности от всего мира, и, когда они встретились, он, казалось, даже не узнал ее. Вообще, если бы в нашем распоряжении не было снегохода, я сомневаюсь, дошел ли бы он живым от того места, где бросил его Ангел, до корабля. Двигаться было крайне тяжело. Сыпал мокрый снег. Из-за резко подскочившей температуры повсюду возникали обширные лужи с шугой. Полыньи появились там, где их не было раньше, так что мы чаще пробирались по воде, чем по льду.
Это было то таяние льда, которое, по утверждению британских исследователей Антарктики со станции Хелли, продолжалось уже несколько лет, и именно оно дало возможность «Андросу», после того как он лишился мачт, дрейфовать в открытых водах вдоль восточного и южного края моря Уэдделла. Этому способствовал, конечно, не только преобладающий ветер, который последовательно меняется с западного на северный, потом на восточный, но и течение, несущее воды вокруг моря Уэдделла по часовой стрелке, повторяя направление ветра, со скоростью около одного узла. Оно подхватило «Андрос» после того, как он, миновав Южные Шетландские острова, дрейфовал сначала на запад, а потом на юг через шестидесятые к семидесятым параллелям. Всего менее чем за два с половиной месяца корабль отнесло к шельфовому леднику, затем он дрейфовал вдоль барьера Ронне до тех пор, пока ему не преградили путь те сидящие на мели айсберги, где он застрял навеки.
