Василий Ардаматский - Ответная операция. В погоне за Призраком
Погодин перелистал какие-то документы в своей папке, нашел чертеж, подал его командарму и продолжал:
— Установив это, Астахов принялся изучать чертеж стола Кедровой и обнаружил, что рабочая плоскость его наклонена как раз под углом в семьдесят пять градусов. Это и заставило капитана укрепиться в подозрении, что лампочка, висевшая над чертежным столом и служившая сильным источником света, являлась в то же время и телепередатчиком, то есть, по существу, выполняла роль фотоаппарата. Следует отметить также, что наклон чертежного стола Кедровой очень мешал шпионам. Они уверяют даже, что он испортил им многие донесения. х Молодец капитан! — восхищенно воскликнул командарм. — Вызвать его ко мне немедленно!
Так как Астахов был поблизости, он тотчас же явился на вызов.
Командарм внимательно посмотрел в его глаза и крепко пожал руку.
— Так вот вы какой, капитан Астахов! — сказал он, будто впервые увидел капитана, хотя знал его уже не первый год.
Помолчав немного, все еще пытливо вглядываясь в Астахова, командарм медленно повернулся к генералу Погодину:
— Как хочешь, Михаил Алексеевич, а я совершенно убежден, что глубокая вера в наших генералов, офицеров и солдат помогла капитану Астахову правильно решить задачу. Ведь если бы он стал подозревать каждого из них, кто знает, сколько бы времени это отняло и как долго смогли бы в связи с этим фашистские шпионы пользоваться своей телевизионной установкой!.. — Командарм снова протянул Астахову руку: — Спасибо, товарищ капитан!..
* * *А жизнь армии между тем шла своим чередом. По-прежнему войсковые разведчики вели наблюдение за передним краем обороны противника, продолжали сосредоточиваться войска, штабы завершали разработку новой операции. И вся эта напряженная, но скрытая деятельность должна была вылиться вскоре в сокрушительный удар по врагу. Но даже и тогда почти никто не должен был знать о другой, молчаливой, невидимой и никогда не прекращающейся войне, в которой было не меньше напряжения и опасностей, чем в той большой войне, которую вела вся Советская Армия и успех которой очень часто зависел от этой маленькой войны, происходящей в тишине.
1946 г.
ВЗРЫВ ПРОИЗОЙДЕТ СЕГОДНЯ
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ХМЕЛЕВА
В дверях появился седой, бородатый мужчина в брезентовом плаще. Высокий, слегка сутуловатый, он будто нес на плечах своих непосильную тяжесть. Широкое, с крупными чертами лицо его казалось усталым.
— Разрешите, товарищ Дружинин? — низким, чуть-чуть глуховатым голосом спросил он.
Секретарь райкома партии молча кивнул. Он хорошо знал старика Хмелева еще в довоенные годы.
Хмелев твердым шагом подошел к столу, попросил разрешения сесть.
— Да, пожалуйста, — с любопытством разглядывая старика, ответил Дружинин.
— Я не оправдываться к вам пришел, Владимир Александрович, — взволнованно произнес Хмелев, — хотя и знаю, что мне теперь не очень-то доверяют.
Большим клетчатым платком он вытер пересеченный глубокими морщинами загорелый лоб, вздохнул и продолжал, чуть понизив голос:
— Я к вам по важному делу… — Помолчав, будто собираясь с мыслями, добавил: — Предупредить вас пришел.
— Предупредить? — резко поднял брови Владимир Александрович.
Хмелев спокойно выдержал пристальный взгляд Дружинина.
— Я знаю, что вы только что из области вернулись. Надо полагать, директивы важные привезли?
— Какое это имеет отношение к вашему предупреждению? — насторожился Дружинин.
— Прямое. Я хочу сообщить вам, что один из краснорудских заводов заминирован. А ведь их, наверно, скоро будут восстанавливать.
— То есть как это заминирован? — не понял Дружинин.
— Немцы поставили на одном из заводов мину замедленного действия, — пояснил Хмелев.
— Откуда вам это известно?
— Длинная история…
— Рассказывайте.
Дружинин достал папиросы, предложил Хмелеву. Тот вежливо отказался.
— По-прежнему, значит, некурящий?
— По-прежнему, Владимир Александрович. А о замысле фашистов узнал я таким образом… Но тут мне придется рассказать, как жил я в те дни. В партизаны, как вы знаете, я не пошел, а остался в городе. Фашисты, видя, что человек я немолодой, беспартийный, к тому же собственный домик имею, решили привлечь меня на свою сторону. Предлагали частную мастерскую открыть или пойти работать в полицию. Хвалиться не буду — в морду за такие предложения я им не плевал, а отвечал очень спокойно, что человек я нейтральный и люблю тишину. На деле-то, впрочем, помогал я кое-чем местным партизанам… Разные сведения полезные им сообщал, кое-какие поручения выполнял. Были бы живы командир с комиссаром партизанского отряда, они бы это засвидетельствовали…
Хмелев бросил смущенный взгляд на Дружинина и невесело усмехнулся:
— Вот видите: обещал не оправдываться, а не сдержался. Уж очень обидно мне, Владимир Александрович!.. Ну да ладно, не будем об этом… А фашисты между тем все обхаживали меня. Особенно обер-лейтенант Гербст старался. На квартире у меня он стоял и добряка передо мной разыгрывал. Похлопал как-то меня по плечу и говорит: "Папаша, Советской власти капут. Надо привыкать к новым порядкам. Местечко тепленькое себе облюбовать, пока не поздно". Вижу я — дело плохо. Надо либо врагам служить, либо в лес подаваться. Но тут Михаил Петрович, комиссар партизанского отряда, которому я обо всем докладывал, вдруг предложил: "Соглашайся на их предложение, Тихон Егорыч. Открывай частную лавочку, она будет нам хорошим прикрытием: мы при ней явочную квартиру организуем".
Помолчав немного, будто переводя дух, Хмелев продолжал с тяжелым вздохом:
— Однако тут беда случилась. В тот же день в тяжелом бою погиб комиссар, не успев сообщить о своем замысле командиру отряда. А мне о смерти его ничего не было известно. Удивлялся я только, почему никто из партизан ко мне не приходит. Это уж позже рассказал мне кто-то, что попал партизанский отряд в засаду и потерял многих своих бойцов. Между тем, выполняя задание комиссара, я дал обер-лейтенанту Гербсту согласие открыть частную кузнечную мастерскую. Гербст был офицером инженерных войск и имел от командования задание организовать механические мастерские. На восстановление заводов у них силенок не хватало…
Хмелев говорил все это задумчиво, низко опустив седую голову. Но вдруг встрепенулся и тихо спросил Дружинина:
