Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев
— Ты о чём-то размышляешь, — нарушила она молчание. — Рассуждай вслух, может, и я чем помогу. Одна голова хорошо, а две лучше.
— Можно и вслух… Я предполагал, что парашют — он ведь знаешь, какой громадный! — будет на зелёном заметен издалека. Но его пока что не видно.
— Ты считаешь, что он опустился неподалёку отсюда и притом обязательно в камыш? А вдруг в воду…
— Что где-то здесь недалеко — в этом уверен. А что опустился не в воду — парашютом можно ведь управлять с помощью строп. Но конешно: ежли он ранен, то мог угодить и в воду… А два метра, о которых я говорил, это редко где такая глубина, утонуть не должен. Верняк освободился от парашюта, выбрался на мелководье и находится в каком-то из ближних камышовых островков.
— Может, парашют видел тот, что смотрел с кургана в нашу сторону? С высоты ведь дальше видать, — предположила она.
— Стоп, ценная мысля! Зараз встанешь мне на плечи, кругозор увеличится — может, ты обнаружишь белое пятно.
Взошли на верх. Человека на кургане уже не было. Андрей присел на корточки:
— Залазь. Не боись, я буду держать тебя за ноги. Хотя — подожди: принесу шест для опоры.
Шест воткнули в землю, Марта разулась.
— Ой, придерживай, а то коленки трясутся… Да, ты прав: кругозор увеличился. Только вот ничего белого, кроме больших цветов да птиц, похожих на лебедей, пока не вижу.
— Зараз я повернусь лицом к хутору, а ты смотри, но не на воду, а на камыши. Ну, как, — парашюта не видно?
— Нет, Андрюша, нич-чего такого…
— Ну что ж… Жаль, конешно, что и этот магнитик не помог найти иголку.
— Это был уже последний? — спрыгнув, спросила она.
— Нет, и дажеть не главный. — Андрей срезал ещё два лопуховых листа и принялся мастерить защиту от солнечных лучей, сшивая края стеблем травы; Марта присела рядом. — Я нескоко раз замечал, — рассуждал он вслух: — когда долго сидишь в лодке — ну, например, с удочками — ути подплывают совсем близко. Не токо они — и лысухи, и нырки тожеть. Но стоит громко чихнуть, как они всей стаей взмывают и уносятся в другое место. Смекаешь? Наш лётчик таким вот образом должен обязательно себя обнаружить!
— Хорошо бы…
— Это наш главный магнитик. Ну, а не сработает и он, останется последнее средство: обойти вокруг зарослей, покричать, посвистеть; услышит — откликнется. Как думаешь?
— Не знаю… Как ты, так и я, — надо же что-то делать.
Она до крови расчесала ноги выше щиколоток, на что Андрей заметил: — Можно подумать, что тебя покусали осы. Натяни шаровары пониже, а то больно по вкусу пришлась нашим комарикам.
— Тобой они тоже, между прочим, не брезгуют. У тебя разве после них не чешется?
— Не так, чтоб очень. У нас, наверно, выработалось на них противоядие. Но у меня имеется и кой-что другое. — Поднялся, сдвинул охапку старого камыша и извлек кусок дернины. Из углубления достал крышку от выварки, затем резиновые сапоги. — Они хуть и дырявые, но ноги от комарья спасают.
Становилось невыносимо жарко, заливал пот. Вид у Марты стал довольно жалкий, и он спросил:
— Небось, и не рада уже, что напросилась в помощницы?
— Я, наверное, на мокрую курицу похожа? Нет, нисколечко не жалею.
— Ну и хорошо. Дальше сделаем так. Отсюда, с вершины курганчика, всё видно, как на ладони. Ты станешь вести наблюдение со стороны хутора, садись спиной к солнцу, чтоб не пекло в лицо. А я — от гор. Задача такая: быть всё время начеку и вовремя заметить, откудова взлетят хотя бы пятеро-шестеро утей. Тут они летают часто, но которые вспугнутые, те обычно ещё и крякают.
— И долго будем так вот ждать?
— Надо бы не меньше двух часов. До вечера ещё далеко, часов пять останется и на поиски, ежели что. За это время мы обследуем пол-лимана.
Между тем солнце перевалило за полдень и пекло так, словно вознамерилось поджарить не только ребят, но и всё живое на островке. Несмотря на близость воды листья лопухов начали обвисать, как ошпаренные кипятком. Барашковое облако порой набросит благодатную тень, при этом ветерок тоже вроде посвежеет, только всё это на короткое время. Слышно, как Марта (они сидят спиной друг к дружке) то и дело вытирается платьем; у Андрея цветастая блуза — хоть выжми.
К югу плавни тянутся на добрый десяток километров — до самой станицы Ивановской, заметной у горизонта темной полоской садов да рыжеватым куполом кирпичной церкви. Ещё дальше, за Кубанью, небо подпирают полуразмытые дрожащим маревом зубцы Кавказского хребта. Во весь окоём — полированная гладь с отражениями лениво плывущих в синеве ослепительно-белых, причудливых облаков. Возвышающиеся над водой заросли камыша кажутся опрокинутыми в бездонную глубь. В ушах — беспрерывный, не стихающий ни на секунду гул незримой, но кипучей жизни.
Какое-то время Андрей занят был мыслями о том, не лучше ли было сперва обойти ближние островки, позвать — глядишь, уже в начале поисков и добились бы успеха. Но откуда начать? И сколько уйдёт времени? У него, может, и силов-то на час-полтора… Нет, так будет правильней, — успокоил он сам себя.
Затем мысли перескочили на Марту. Это ж надо так случиться: ещё вчера и не подозревали о существовании друг друга — и вот на тебе: вдвоём, в таком месте, где и Макар телят не пас!.. Ладно, рассуждал он, хуть на нормального человека был бы похож, а то ведь — чучело гороховое: босой, голопузый, чумазый. И такую страхолюдину ещё и Андрюшей величает! Окромя мамы, никто так уже давно не называл. Ну, разве что Варька иногда, по-соседски. Интересно, о чём она сейчас думает? Наверно, токо про лётчика… А она, вообще, красивая. С такой приятно общаться: умная, образованная, скромная. И не подозревал, что такие существуют на свете. Узнать бы о ней побольше; заговорить, что ли?
— Андрюша, — словно угадав его мысли, начала она первой, — а разговаривать можно?
— Конешно. Токо про дело не забывай.
— Хочу спросить… Ванько, которым ты пригрозил Гапону, он твой брат?
— Нет у меня ни братьев, ни сестёр… Просто товарищ.
— Старше тебя? Я заметила, что Лёха сразу же сбавил спесь.
— Всего на год с небольшим. Но он — силач, каких поискать. И они боятся его, как огня.
— Они — это кто?
— Лёха и его дружки — Плешивый и Гундосый.
— У них такие дразнилки?
— Прозвища. У нас их все имеют, дажеть девчонки.
— Старайся говорить слова «даже» и «тоже» без «тэ» и мягкого знака, — посоветовала она. — А какие прозвища у ваших девчонок — тоже оскорбительные?
— Ну почему? — возразил было Андрей, но, подумав, согласился: — Может, конешно, немного обидные. — Чувствуя, что такой ответ недостаточен, добавил:
