Валерий Алексеев - Искатель. 1986. Выпуск №5
Я уже раскрыл рот, чтобы крикнуть в коридор: «Ребята, идите сюда!» — но Инка меня остановила.
— Саша, посмотри, — негромко сказала она.
Я повернулся — и увидел на боостовском матрасике красноватый след ребристой подошвы ботинка. Это было открытие — особенно если учесть, что за целый день мы не видели ни одного местного жителя, обутого по-европейски. Да и наша компания, за исключением Зо Мьина и Бени, щеголяла в сандалиях-слипах на босу ногу.
Впрочем, слипы, болтающиеся на одном пальце, не самая удобная обувь для лазания по крышам, вообще для грабительских дел. Слипы можно потерять в спешке — вот тебе и улика. Жулик должен был это предусмотреть и обуться соответствующим образом. Судя по следу, скорее всего в кеды.
А не попытка ли это сорвать наш выезд на море? — пришло мне в голову. Достаточно выкрасть у одного из иностранцев «ай-си» (удостоверение личности) — и дело сделано. Но зачем? Если наше прибытие в Маумаган нежелательно, местные власти могут нас просто туда не пустить. Как они, собственно, и сделали. Что же касается частных граждан Тавоя, то кому из них мы помешали бы в Маумагане?
И еще одно: шарили, между прочим, в сумке у Хагена. Не у Володи, хотя его вещи лежат в центре комнаты, на самом виду. Все застегнуто, бери и выноси. Очень привлекательный багаж у нашего Володи. Нет, здесь был не просто вор, здесь был человек, который что-то искал. И, судя по тому, как аккуратно сложены вынутые из сумки пожитки герра Бооста, этот человек намеревался упаковать все как было. Чтобы ничто не поколебало нашего спокойствия, нашей решимости дожидаться в Тавое допуска в Маумаган. Разумеется, Хаген должен был рано или поздно обнаружить пропажу, но, по замыслу злоумышленника, не сейчас же, не с первого взгляда. Значит, Хаген везет с собой что-то такое, что необходимо не только ему.
Я внимательно рассмотрел пожитки Хагена — насколько это было возможно с высоты моего роста, наклониться и разглядывать чужие вещи в упор мне казалось постыдным. За каким, собственно, чертом ему такие мощные ботинки? И книга… немецкое ее название я не понял, но на обложке нарисована была очаровательная змея Я бы сам не отказался на досуге перелистать такую книгу: наверняка с цветными фотографиями.
Наши размышления прервал Ла Тун. Круглое, лоснящееся от кухонной страды лицо его сияло довольством, когда он, вытирая мокрые руки о переброшенное через плечо полотенце, появился в дверях.
— Ну что, много крови пролилось? — весело спросил он. — Не отбили у вас аппетита?
Пришлось нам огорчить толстяка. Радость предвкушения трапезы мгновенно исчезла с его лица. Насупившись, Ла Тун молча передал Инке полотенце, присел на корточки и, заложив руки за спину (чтобы случайно чего-нибудь не коснуться: видимо, наш тьютор не впервые попадал в подобные переделки), долго сосредоточенно рассматривал след на матрасике и стопку профессорских вещей. Потом поднялся, проследовал в душевую, так же долго внимательно, запрокинув голову, рассматривал дырку в крыше — иными словами, вел себя, как мудрый полицейский комиссар. Мы с Инкой терпеливо ждали, что он скажет.
— Извините меня, пожалуйста, — по обыкновению четко проговорил он и, высунувшись в коридор, крикнул что-то по-бирмански.
Прибежал Тимофей, тоже распаренный от кухни.
— Что случилось? — спросил он по-русски.
Но Ла Тун не дал ему продолжить. Полагая, что все случившееся является прежде всего внутренним делом бирманцев, он еще раз извинился перед нами и коротко изложил Тимофею суть дела — на бирманском языке, разумеется.
Возмущению Тимофея не было предела. Он охал, ахал, цокал языком, ходил вокруг поруганного хагеновского багажа, нагнувшись, рассматривал след и даже потрогал зачем-то ею пальцем.
Чтобы не мешать им обсуждать происшествие, мы с Инкой вышли на веранду и сели к круглому столу.
— Если они вызовут полицию, — сказала Инка, — не видать нам Маумагана как своих ушей.
Я промолчал. Соображение, высказанное Инкой, было совершенно справедливо: командующий сообщит нам, что не в состоянии обеспечить нашу безопасность даже здесь, в городе. Но давать какие-либо рекомендации Ла Туну мы не имели права: в данной ситуации именно он был хозяином, и никакого значения не имело то, что подорожная выписана на мое имя.
Судя по модуляциям, какое-то время Ла Тун и Тимофей упрекали друг друга в недостаточной бдительности. Да и не только по модуляциям: английские словечки так и мелькали в их речи.
Наконец Ла Тун вышел и, грузно, опираясь на край стола, сел в кресло. Лица его в темноте нам не было видно, но, когда он заговорил, по голосу чувствовалось, что он очень озабочен.
— Вы знаете, Александр Петрович, я должен посоветоваться с вами. Мы с Тин Маун Эем пришли к такому решению… но все зависит от вашего согласия. Когда все вернутся, мы попросим каждого хорошенько пересмотреть вещи и, если ничего существенного не пропало, сообщать в полицию не станем. Как вы считаете?
Мы с Инкой заверили его, что он может действовать по своему усмотрению. И в это время на дорожке между пальмами, ведущей к крыльцу, послышались веселые голоса наших поклонников монского бокса. Они еще обсуждали перипетии зрелища.
8
— Коллега Зо Мьин проиграл полторы тысячи къят! — поднявшись на веранду, сообщил нам Бени. — Можете его поздравить.
— Полторы тысячи — это пустяки, — нарочито равнодушным голосом возразил Зо Мьин. — Помнится, однажды…
— Я потерял больше, целых сто двадцать! — перебил его Тан Тун. — В процентном отношении к капиталу Зо Мьина это составило бы полмиллиона!
— Ну, конечно, полмиллиона… — пробормотал Зо Мьин, но по голосу его чувствовалось, что он польщен.
— Что удивляет, — вмешался Володя, — такие жестокие бои — и ни одного перелома!
— Хаген, а вы сколько потеряли? — спросил я, проходя вслед за остальными в номер. — Или сохранили благоразумие?
Оказавшись на свету, Хаген подслеповато поморгал и вяло проговорил:
— Самым благоразумным было бы остаться в Рангуне. Мне этот выход в свет обошелся в восемьсот эшкуду.
Хаген часто щеголял португальскими словечками, а слово «кьят», которое, кстати, много труднее произнести, чем прочитать в русской интерпретации, постоянно заменял на «луидор», «драхму» или что-нибудь другое, не менее экзотическое.
Тут взгляд его бегло скользнул по багажу и на мгновение стал очень даже осмысленным. Реакция герра Бооста была, впрочем, совершенно естественной: он, разумеется, заметил, что его вещи потревожены (было бы странно, если бы он сделал вид, что ничего не замечает), но из деликатности выказал полное равнодушие и даже постарался больше в ту сторону не смотреть. Возникшая пауза была полна значения далеко не для всех. Во всяком случае, Бени, Володя и Зо Мьин спокойно направились к облюбованным ими местам.
