Дмитрий Биленкин - Искатель. 1976. Выпуск №2
— Ну что там, наверху, нового?
— Ветер заходит и отжимает к осту.
Со словами Горна на Джейка пахнуло знакомым, чуть приторным дымком табака.
— Старуха начала рыскать.
— А внизу?
— Четыре. — Ответ штурмана был обычно кратким.
— Но ведь вчера было два дюйма?! — В голосе радиста про звучало нетерпение.
— Вчера было два и две десятых, — уточнил Горн, и Джейку послышались в этом ответе нарочитое спокойствие и насмешка.
— Ну а Цезарь?
— Оправдал свое прозвище. Поблагодарил боцмана за это сообщение и, повернувшись ко мне, докончил занимательный рассказ о том, как в 1920 году ему удалось начисто опровергнуть претензии одного суперкарго.
Сквозь синеватый дым, струящийся из зажатой в кулаке Горна трубки, Джейк уловил огонек, промелькнувший в глазах штурмана.
— И черт меня побери, Стенхоп, это было настоящее! Понимаете? Не рисовка. Просто в тот момент он был занят темой своего рассказа, и его внимание было сосредоточено на том, чтобы добросовестно и точно передать случившееся, а потом уже заняться двумя лишними дюймами воды в трюме «Мери-Энн». Старик — настоящий человек!
— Может быть, он и настоящий, — Джейк упрямо вскинул голову, — но в «Правилах» говорится…
— В «Правилах» говорится, что радисту не разрешено давать сигнал бедствия по собственной инициативе. Это право предоставлено одному лицу — капитану, который несет ответственность и за судно, доверенное ему, и за жизни находящихся на борту людей.
— Но ведь «Мери-Энн» не уйти от шторма! Если это ясно даже мне, то на что же рассчитывает ОН? Или он будет принимать решение на дне? Вы же сами сказали вчера…
Горн перебил его:
— Бискайя есть Бискайя, и, пока мы не выйдем на траверс Пенмарка, западный ветер будет бить волной в поврежденную скулу, отжимая на скалы. Вот что сказал я вчера и повторяю сегодня. Отсюда так же далеко, как до берега, так и до вашего вывода, Стенхоп.
— Но наша авария и шторм дают основание для подачи сигнала. Он должен думать о людях, а не об интересах компании! — снова взорвался Джейк.
— Слушайте, мальчик! Старик проплавал только на судах нашей компании пятнадцать лет. Осенью, когда «Мери-Энн» должна была стать на капитальный ремонт, он собирался уйти по старости на берег. Кто же дал вам право, — штурман стукнул кулаком с зажатой в нем трубкой по столу, — упрекнуть его в недостатке заботы о людях за счет интересов хозяев? Ваша молодость? — И, запахнув плащ, он вышел, захлопнув за собой дверь.
Джейк с минуту смотрел на исцарапанную филенку двери, потом повернулся к аппарату и включил его. Рука привычно легла на ручку настройки, и далекие, заглушенные расстоянием звуки коснулись его слуха. Однако сознание, захваченное еще оборванным спором, осталось к ним безучастным. Усилием воли заставив себя сосредоточиться, Джейк снова, уже медленно, провернул ручку по лимбу. Теперь он уловил отрывок какого-то сообщения о грузах, кто-то повторял свои координаты, далее шли чьи-то позывные и снова сообщения о грузах. Мозг автоматически включился в работу, привычно фиксируя услышанное, отбрасывая ненужное и задерживаясь на том, что может оказаться стоящим внимания.
Одно из сообщений заставило Джейка насторожиться. Это было официальное извещение береговой метеостанции, траверс которой они проходили. Станция предупреждала, что сила ветра уже достигла 38 миль в час и продолжает нарастать, заходя к осту. Есть основания предполагать, что в течение ближайших часов она достигнет 44–45 миль, в связи с чем судам каботажного плавания предлагалось немедленно идти в ближайшее доступное им укрытие и отстаиваться там; судам же дальнего плавания — уходить в открытое море на полном.
— На полном! — Джейк выругался крепко и обстоятельно, торопливо записывая это слово. Подтянув к себе журнал, он начал заносить в него сообщение, расшифровывая теперь уже не сигналы, полученные им, а собственные поспешные каракули. И вдруг, вписывая цифру «44», Джейк ощутил чувство, похожее на озарение, — так бывало в школе, когда долго не дававшаяся задача становилась внезапно понятной и ясной, словно он увидел ее с другой стороны. Ведь утверждаемый станцией на ближайшие часы прогноз расшифровывался шкалою Бофорта как «крепкий шторм» — шторм десятибалльный, шторм, который оставлял и вполне исправному судну не слишком много надежд, а их «Мери-Энн», с наспех заведенным пластырем и полузатопленным отсеком, не оставлял ничего.
Но там, на палубе, и внизу, в машинном, его товарищи делают все, что в их силах, чтобы спасти корабль, а он только фиксирует предупреждение, посланное ему другими людьми с далекого берега, и, обладая возможностями, данными в его руки, не использует их, связанный проклятыми «Правилами». Здесь, в радиорубке, господствуют только они, кем-то, когда-то установленные, сухие и незыблемые, как закон, налагающие на него свой запрет.
«Пусть каждый исполнит свой долг», — вспомнилась фраза Нельсона, заученная еще на школьной скамье. Все выполняют свой долг, как бы он ни был тяжел. А он? К черту!
Авторучка, еще зажатая в пальцах, полетела в угол, и Джейк включил умформер. С минуту он поколебался: может быть, дать предварительный — Си-кью-ди?[1] Но ключ сам выстукал три тире, три точки, три тире — SOS — и затем после паузы послал в эфир свои координаты.
Когда Джейк, закончив передачу, вновь переключился на прием, пришло два отклика. Первый, далекий, плохо слышимый, подтвердил прием и сообщил, что у него неполадки с машиной, в связи с чем он сможет подойти часа через три. Второй, ясный и четкий, лаконично ответил: «Принял. Иду на помощь. Держи связь».
Внезапно возникшая усталость заставила Джейка откинуться на спинку стула и сбросить наушники. Пот заливал лицо. Он почувствовал чей-то пристальный взгляд на своем затылке. Это был штурман.
— Я сейчас пойду к старику Цезарю, — пробормотал Джейк, вставая.
С минуту он постоял молча, а затем Горн, не говоря ни слова, занял его место.
Едва Джейк выбрался на палубу, как должен был ухватиться за натянутый леер. Не отдельные порывы ветра, а плотный, сплошной поток воздуха, струею гигантского вентилятора, осязаемо тяжелый, лег ему на плечи, прижимая к палубным надстройкам. Горизонта не было. То небольшое водное пространство, которое успел охватить его взгляд, предстало в виде котлована или глубоко вогнутой чаши. Оно было не полосатым, как утром, а почти сплошь затянутым ослепительной белизной пены. Края этой чаши смыкались с прижатым к морю покровом дымчато-серых туч, и там, на самом дне этой слепящей своей белизной впадины, находилась их маленькая «Мери-Энн». Прижатый потоком ветра к надстройке, Джейк ощущал теперь всем телом непрерывную вибрацию ее корпуса от работающих винтов, не чувствуя при этом поступательного движения вперед, словно «Мери-Энн» было уже не по силам выбраться со дна котлована.
