Андрей Валентинов - Волонтеры Челкеля
Обстрел начал понемногу стихать. Косухин обрадовался, но вновь выглянув из траншеи, увидел, что положение изменилось — китайцы быстро и деловито занимали позиции прямо по гребню холмов. Теперь окопы были под прицелом вражеских пулеметов, а выкурить неприятеля оттуда не представлялось возможным.
Степа, устав ругаться и агитировать, присел траншее и задымил «козьей ногой». Здесь его и нашел фельдфебель Гаврилов. Председатель «революционного штаба» был изрядно напуган и поспешил сообщить, что уже без пяти минут двенадцать, а значит, пора начинать эвакуацию. Слово «эвакуация» было произнесено особо выразительно.
Косухин взглянул на вождя здешних революционеров так, что тот мгновенно прикусил язык. Будь это, к примеру, где-нибудь под Черемховым, Степа предпочел бы не заниматься педагогикой, а уложить «напоминальщика» на месте. Но случай был особый, и Косухин напомнил, что им предстоит держаться до самого запуска «Мономаха», а все паникеры будут, как и положено в подобных случаях, отправлены прямиком «в штаб Духонина».
Гаврилов не понял, и Степе довелось уделить минуту-другую истории славных событий 17-го года, после чего он, вняв просьбе фельдфебеля, согласился взглянуть на карту.
В план приходилось вносить коррективы. В отряде было десятка полтора раненых. Их грузили в авто, стоявшее в овраге. Гаврилов, не без сожаления взглянув на желтую поверхность карты, предложил Степе, как комиссару, уходить на машине, дабы вовремя — слово «вовремя» было выделено особо — успеть к месту встречи и пресечь возможные эксцессы со стороны офицеров.
Косухин хотел популярно объяснить бестолковому фельдфебелю, где место комиссара при отступлении, но очередной разрыв снаряда обильно посыпал их сухим красноватым песком, и читать политграмоту расхотелось. Он приказал фельдфебелю лично прикрывать отступление отряда. Вести людей должен был один из офицеров-фронтовиков, а с ранеными на место встречи Степа велел отправить прапорщика Остроумова. На вопрос, где он собирается находиться сам, Косухин отвечать не собирался.
Разобравшись с раненым, Степа хотел было пройтись по окопам, дабы лично подбодрить народ и укоротить паникеров, как вдруг сообразил, что уже полдень. Часов у Степы не было, и он хотел спросить у одного из офицеров, возившегося поблизости с непослушной пулеметной лентой, который час, как вдруг почувствовал, что земля начала мелко дрожать. В первую секунду подумалось об очередном обстреле, но затем откуда-то сзади донесся низкий протяжный гул.
«Мономах»!
Забыв об опасности, Степа высунулся из окопа и обомлел. Стройный силуэт ракеты был окутан паром, воздух дрожал, и ракета, казалось, расплывается в неярком зимнем небе. Потом сверкнуло пламя, и Косухин вдруг понял, что там сейчас находится его брат. Испугаться Степа не успел — «Мономах» дрогнул и, медленно начал подниматься над окружавшими его стальными фермами.
Стрельба стихла, все покрыл грохот работающих двигателей. Теперь уже весь отряд, — кто выглядывая из окопов, кто даже выскочив на бруствер, — смотрел на величественно поднимавшегося ввысь серебристого гиганта. Степа оглянулся: китайцы, забыв о противнике, тоже глядели на полигон.
«Мономах» уже стоял, он поднимался под землей, из сопел било невыносимо яркое пламя. Ракета уносилась ввысь. Кто-то крикнул «ура!», крик подхватили, солдаты, забыв обо всем, размахивали винтовками, послышались беспорядочные выстрелы в воздух. Сзади послышался ответный крик — китайцы махали руками, кто-то даже подкидывал вверх шапку с меховой опушкой.
Там, где только что была ракета, теперь клубился дым, в небе расплывался яркий белый след, ведущий прямо в зенит. То, что было минуту назад стройной серебристой громадиной, превратилось в еле заметную искру, тающую в белесом пространстве…
«Счастливо, братан…» — подумал Степа и оглянулся. Солдаты спрыгивали обратно в окопы, возбужденно переговариваясь, кое-кто уже надевал вещевые мешки и закидывал за плечо винтовки. Степа поглядел на китайцев, деловито занимавших позицию, и понял, что для него самое трудное только начинается.
К нему спешил Гаврилов, а вместе с фельдфебелем еще с полдесятка возбужденных солдат.
— Комиссар! Надо уходить! Пора!
В голосе фельдфебеля еще чувствовалось возбуждение от увиденного, но сквозь него уже проступал страх.
Солдаты поддержали начальника «революционного штаба» радостным гулом. Степа покачал головой и достал наган. Крики немедленно стихли.
— Значит так, чердынь-калуга! На полигоне еще остались люди. Будем держаться, пока сможем. Вопросы?
Вопросов не было, но многие смотрели на Степу так, что он не пожалел о заранее приготовленном оружии. Один из солдат двинулся прямо на Косухина, что-то злобно бормоча. Степа выстрелил навскидку — с солдата слетела шапка и он испуганно присел, бросив оружие.
— Назад! — рявкнул Косухин, и все послушно попятились. — Кто побежит — пристрелю! Ясно?
Теперь уже действительно все стало ясно. Ворчащие солдаты разошлись по местам, Гаврилов куда-то пропал, и Степа вновь занял место у бойницы.
Не успели солдаты немного прийти в себя и занять позиции, как к Степе подошел один из офицеров-фронтовиков — худой штабс-капитан с солдатским Георгием.
— Господин комиссар, разрешите?
Степа механически отметил совершенно нелепое обращение, но протестовать не стал, почувствовав, что офицер подошел не зря.
— Прошу не считать меня паникером, господин комиссар, — негромко продолжал штабс-капитан. — Но, по-моему, нас обходят…
Степа не стал задавать приличествующих случаю вопросов типа: «Панику поднимаешь, шкура офицерская?» Он оглянулся и коротко бросил: «Продолжайте.»
— С севера, там где озеро — минные поля. Уже минут пятнадцать там что-то взрывается. Вначале думал, снаряды, но потом понял: мины. Они расчищают проход.
— Так, — кивнул Степа, удивляясь лишь, отчего китайцы не сделали этого раньше. О подобной возможности он подумал сразу и очень надеялся, что неведомый ему генерал Мо по своей ограниченной классовой сущности окажется несообразительным. Как оказалось, надеялся зря.
— Минут пять назад разрывы стихли, — закончил офицер. — Вы, как я понял, воевали, господин комиссар, так что оценивайте сами…
— Через сколько времени они будут здесь? — Степа вдруг сообразил, что китайцы скорее всего двинутся прямо на беззащитный полигон.
— Минут через десять. Может, даже меньше. Разрешите идти?
Степа кивнул, думая уже о другом. Через несколько минут отряд будет отрезан со всех сторон. Тем, кто на полигоне, помочь уже нечем. Степа подумал о Берг, понадеявшись, что у тех, кто остался в рубке, будет какой-нибудь транспорт, чтобы успеть вырваться.
