Том Хилленбранд - Охота за темным эликсиром. Похитители кофе
– Вы перенесли сюда полевой лагерь из Смирны?
– Да, эфенди.
– Но почему? Разве в Смирне не требуется ваша помощь?
Полиньяк тут же пожалел, что не может взять свои слова обратно, поскольку вопрос был бестактным. Он только что косвенно обвинил офицера в том, что тот бросил население города на произвол судьбы. А ведь решение наверняка принимал не он.
– В Смирне болезнь.
– Какая? – спросил Полиньяк. – Холера?
– Нет. Veba. Не знаю, как сказать по-французски.
– А по-итальянски?
– Il peste, эфенди.
– Чума? Так быстро?
– Сейчас лето. Жарко.
Полиньяк кивнул и сделал еще глоток. Что бы ни оставило от Смирны землетрясение, болезнь заберет остальное. Любой французский командующий поступил бы так же, как и янычары, уведя свой батальон в безопасное место.
Через несколько минут в поле зрения показался отряд солдат, возглавляемый мужчиной с рыжеватой бородой, который, судя по всему, янычаром не был. Вместо берка на нем был тюрбан, а в руке – что-то вроде скипетра. Когда он подошел к ним, Полиньяк поднялся. Бородач поклонился. Мушкетер ответил на приветствие.
– Капитан Гатьен де Полиньяк, из легендарных мушкетеров?
– Не настолько легендарных, как войска янычаров.
– Вы очень любезны. Меня зовут Хамит Чевик, я – капеллан ордена бекташи и личный советник почтенного курбаши Эдрина Тиряки. Мой господин хотел бы пригласить вас выпить чашечку кофе в его саду.
Перед важным разговором Полиньяк предпочел бы познакомиться с окрестностями и обдумать последующие действия. Однако предложение бородача, насколько он мог судить по его голосу и лицу, не было просьбой. Его вызывали к командующему батальоном, и ничего с этим не поделаешь. Поэтому мушкетер слегка поклонился и произнес:
– С радостью, ваше преосвященство.
И они повели его через весь лагерь. Первое впечатление подтвердилось. Дисциплина и чистоплотность даже несколько пугали. Никто нигде не пил, не было здесь ни шлюх, ни играющих детей.
– А сколько солдат в этом подразделении? – спросил бородача Полиньяк.
– Здесь стоят лагерем три орты. В каждой орте по сто двадцать человек.
– Во время войны?
– Всегда. Янычары – это профессиональные солдаты.
– А сколько существует таких орт?
– Сто девяносто шесть, эфенди.
Если каждая такая орта насчитывает добрую сотню человек, всего у гранд-сеньора более двадцати тысяч бойцов. И это только элитные войска. Полиньяк поежился. Во всем корпусе мушкетеров не наберется и десяти тысяч солдат.
– Вы довольны палаткой, эфенди?
– Да, благодарю вас. В ней очень удобно. А кому она принадлежит в обычное время?
– Мне.
– О, я выгнал вас из палатки? Мне очень жаль, ваше преосвященство.
– Не беспокойтесь. Я живу у своего брата. А в братстве мы делим все.
– В таком случае благодарю за гостеприимство. И за вино.
Капеллан заметил выражение лица Полиньяка.
– Не удивляйтесь. Обычно вино харам, под запретом, однако мы, бекташи, суфии.
– А, то есть ваш орден освобожден от предписаний Корана?
– Коран распространяется на всех верующих, эфенди.
– Значит, вы толкуете его иначе? – поинтересовался Полиньяк.
Чевик улыбнулся:
– Говорят, однажды калиф Багдада посетил Хаджи Бекташа, основателя нашего ордена. Он увидел, что у нас очень много виноградников, и спросил: «А что вы делаете с таким количеством винограда?» – «Ах, – ответил Хаджи, – мы, монахи, любим спелый сочный виноград». После чего калиф поинтересовался: «Значит, столько винограда просто для еды? Странно». И тогда Хаджи Бекташ ответил: «Это не проблема. То, что мы съесть не можем, мы давим и складываем в деревянные бочки. А что потом с этим будет, на то воля Аллаха».
Прежде чем мушкетер успел ответить, они дошли до цели. Жилище курбаши находилось в центре лагеря, и, несмотря на то что состояло оно из ткани, как и все остальные палатки, назвать его палаткой было нельзя. Это был скорее переносной дворец. Рядом с восьмиугольным, увенчанным куполом монстром были еще три палатки поменьше. Вокруг этого ансамбля была натянута двухметровая защита от чужих взглядов. Стража, стоявшая у входа, пропустила их. Теперь Полиньяк увидел, что между четырьмя палатками стоят два невысоких павильона и разбит импровизированный сад. На траву уложили ковры и декоративные подушки. В золотой клетке чирикали певчие птицы. Между коврами и подушками стояли цветочные композиции из тюльпанов и роз. И посреди всего этого восседал приземистый полноватый мужчина, однако толстым его назвать было нельзя. Он весь был обвешан украшениями, одет в расшитый золотом халат с соболиной оторочкой. На вновь прибывших курбаши внимания не обратил, вместо этого он почесывал лежавшую на подушке рядом с ним охотничью собаку. Это было чудесное стройное животное с блестящей ореховой шерстью. На собаке было пальтишко из золотой парчи, лапы и хвост были окрашены желтой краской. И только в достаточной степени насладившись поглаживанием собаки, командующий обернулся к Полиньяку:
– Ах, наш франкский гость! Добро пожаловать. Прошу, присаживайтесь.
Полиньяк опустился на гору подушек, в которой едва не утонул. Слуга налил ему кофе, и мушкетер съел кусочек очень сладкой конфеты, которую курбаши похвалил, пояснив, что это деликатес из Кандии. Пришел флейтист и принялся наигрывать восточную мелодию, грустную и причудливую. Полиньяк уже знал, что турки склонны к сложным и затяжным церемониям, однако он особого желания принимать участие в подобном фарсе не имел. Хотя ярость, бушевавшая в душе на протяжении многих месяцев, исчезла, он знал, что время не терпит. Если этому человеку от него что-то нужно, пусть говорит прямо.
Поначалу хозяин просто лежал и слушал музыку. Через некоторое время курбаши сел. Полиньяк решил, что наконец-то начнется разговор, однако вместо этого Эдрин Тиряки взял один из тюльпанов и понюхал его. Поза его казалась заученной. Она напомнила мушкетеру о султане и его портрете, висевшем у него в палатке.
– Вы любите цветы, капитан?
Мушкетер пожал плечами:
– Эти очень милы.
Тиряки показал на тюльпан, который держал в руке. Он был белым, с пурпурными полосками, которые поднимались по лепесткам подобно язычкам пламени.
– Этот сорт называется «Всегда август», товар из Амстердама, очень редкий. Очень изысканные цвета. Вот только форма несколько грубовата.
– Грубовата, почтенный курбаши?
– Мы, османы, открыли тюльпаны. В Персии. И мы были первыми, кто начал их культивировать задолго до Нидерландов. Вы знали об этом?
Полиньяк едва сдержался.
– Понимаю. Этого я действительно не знал. Простите мою прямоту, сеньор, цветы просто великолепны, но не лучше ли нам поговорить о наших врагах?
