Томас Тимайер - Рептилия
— Утешает только одно, — сказала Элиши. — Как только мы исчезнем из его ноля зрения — перестанем существовать для него. Тогда мы сделаемся лишь частью мира мифов и легенд.
Мы отошли от берега приблизительно на пятьдесят метров, когда Элиши начала дергать меня за рукав.
— Посмотри, — воскликнула она, — что случилось с Эгомо? Думаю, он хочет еще что-то сказать нам.
Я посмотрел на берег и увидел: что-то действительно очень возбудило пигмея. Он как сумасшедший махал нам руками, все время показывая влево. Элиши взяла бинокль и начала осматривать побережье. Внезапно она издала дикий вскрик.
— Ты только посмотри, Дэвид, — сбиваясь, кричала она, доставая из сумки фотоаппарат, — ты посмотри на это! Там, внизу, прямо под банановым кустом.
Я приложил бинокль к лицу и настроил резкость. И вдруг я тоже заметил его. В воде стоял слон. Но это была скорее пародия на настоящего слона, потому что его рост не превышал роста взрослой свиньи. И при этом он не выглядел, как детеныш обычного слона.
— Loxodon pumilio, — с облегчением крикнула Элиши и несколько раз сфотографировала его, — это же и есть карликовый слон. Зверь, в существование которого никто не верил, за исключением меня и Эгомо. И я сейчас не могу в это поверить. Мы все же увидели его! Спасибо, Эгомо, спасибо!
Элиши взвизгнула от радости и, как сумасшедшая, замахала руками.
Пигмей поднял руку и в последний раз помахал нам. Потом он повернулся и исчез в вечнозеленой листве тропического леса.
Глава 37
Среда, 3 марта
Калифорнийское побережье
Волны Тихого океана размеренно разбивались о прибрежные скалы. В воздухе повсюду были мелкие брызги. Ветер приносил с собой крик чаек и аромат фукуса — бурых водорослей. Сара держала меня за руку, пока мы гуляли по побережью и смотрели на белые гребни волн, туда, где небо растворялось в воде. Я побывал в самом сердце тьмы и невредимым вернулся назад. Мне пришлось пролететь полмира, чтобы найти самого себя. Здесь, на берегу самого большого океана, я оказался у цели. Я почувствовал, почему всегда так завидовал Саре, ее глубокой уверенности в том, что все происходящее — к лучшему. Наконец-то я больше ничего не боялся.
Сара искоса посмотрела на меня, словно поняла, о чем я думаю. Ветер играл ее волосами, а на лице у девушки сияла умиротворенная улыбка, когда она подставила его солнцу.
Я позвонил ей пять дней назад, сразу по возвращению в Браззавиль. Она сразу же все бросила, только ради того, чтобы сопровождать нас с Элиши в Калифорнию. Как только мы упали в объятия друг друга в лондонском аэропорту Гатвик, она тут же дала мне понять, что никогда больше не отпустит меня одного. И как я мог противоречить этой великолепной женщине?
Когда я сжал ее руку, то почувствовал, что счастлив впервые за очень долгое время.
— Представляешь, — сказал я, — я действительно видел сегодня во сне Эгомо. Так, как он и предсказал мне. Я положил под подушку этот корешок, и он приснился мне. Разве это не сумасшествие?
— Вовсе нет, — улыбнулась она, — это магия.
Пока мы стояли у воды и разговаривали, Элиши ходила по сосновому лесу и кормила с руки толстых белок. Она настояла на том, чтобы лично передать дневник Эмили. Мы должны сделать, как минимум, это, — сказала она. Она даже настаивала на том, чтобы мы рассказали пожилой леди о результатах нашего исследования. Честно говоря, я находил это более чем рискованным, но думал об этом не один час. Остается надеяться: последнее желание ее дочери будет настолько сильным, что заставит леди Памбридж отказаться от своего плана.
На протяжении трех часов мы ничего не слышали от нее и даже не видели ее саму. Она поднялась на верхний этаж своей резиденции, где заперлась с дневником Эмили. Даже Эстону не позволялось подходить близко, хотя, судя по всему, это решение далось ему особенно трудно. Мы видели, как он решительно пошел в дом, но очень скоро вернулся в сад, озабоченно глядя наверх. Мне было очень жаль его.
— Дэвид!
Я повернулся и увидел, что Элиши направляется к нам быстрыми шагами. Она показала на главную дверь особняка.
— Думаю, она идет. Сейчас что-то будет.
Леди Памбридж покинула здание и медленно подошла к нам. Эстон шел рядом с ней, держа ее под руку. Мне показалось, что она постарела лет на сто. Осознание того, что ее дочь мертва, далось ей тяжело. Как только леди подошла ближе, я заметил, что она плакала. Сперва она посмотрела на море, потом на нас.
— Разве здесь не прекрасно? Это место особенно нравилось Эмили. Если у нее было много забот или если просто хотелось побыть одной, она всегда приходила сюда, чтобы послушать море и крик чаек. — Она подняла голову и взяла меня за руку. Ее пальцы были ледяными. — Я очень признательна всем вам, за то, что приехали, чтобы лично сообщить мне о смерти дочери.
Она по очереди посмотрела в глаза каждому из нас. И только ее железная дисциплина сдерживала ее от того, чтобы не расплакаться.
— Для меня это очень многое значит, что вы все же нашли ее, даже если она и была уже мертва. Я верю, место, где она сейчас лежит — это достойная могила.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Значит, вы не собираетесь перевезти ее сюда?
Она решительно покачала головой.
— Нет. Чем меньше шумихи будет вокруг всего этого, тем лучше. А, кроме того, я верю, что она довольна тем местом, где погребена. У нее с детства была слабость к приключениям. Уверена, она была бы согласна со своим последним пристанищем.
Леди Памбридж подняла голову и убедительно посмотрела на нас с Элиши.
— Я должна извиниться перед вами. Что касается всей этой экспедиции — я была недостаточно откровенна с вами. Я полагала, что чем меньше вы будете знать об этом озере и его тайне, тем легче вам будет добраться туда и найти мою дочь. Но я жестоко ошибалась. Вам пришлось пережить столько ужаса. Для меня до сих пор загадка, как вам удалось выйти невредимыми изо всей этой истории. Не знаю, сможете ли вы когда-нибудь простить меня, но одно я вам могу сказать наверняка, Дэвид: Рональд гордился бы вами, если бы он только мог вас видеть.
Воспоминание о моем отце резануло грустью.
— Вообще-то именно он должен был открыть это животное, поскольку потратил большую часть своей жизни на поиски неизвестного. Но то, что он так и не смог бы опубликовать свои исследования… Думаю, это разбило бы его сердце.
Я посмотрел на нее. Мой гнев испарился. Смерть дочери — это очень жестокое наказание. Я набрал воздуха в легкие и задал самый важный вопрос:
— Что вы намерены делать?
Мне показалось, что она попыталась улыбнуться.
