М. Роуз - Парфюмер Будды
Она не плакала, но лицо ее было исполнено печали.
Се захотелось выйти из машины, поговорить с ней, узнать, чем он может помочь, утешить ее. Но он вдруг вспомнил о ее мешочке и отчаянной мольбе.
Пожалуйста, передай это Далай-ламе. Пожалуйста?
У Се появилось странное чувство. Не боль, не смущение, не страх. Ему показалось, что он может видеть дальше и глубже, чем видел в детстве, когда он вспоминал то, чего не мог знать, будучи Се, но то, что происходило до его жизни, когда он был девяностолетним монахом, живущим у водопада в тени высокой горы. Он видел себя человеком, которым был прежде, помнил всю вереницу людей, с которыми находился когда-то, все свои прошлые воплощения.
Реинкарнация была частью того, чему его учили. Но между изучением и существованием, воображением и знанием была большая разница.
Когда машина тронулась с места, Далай-лама взял руки Се в свои и сказал ему, как рад он приветствовать возвращение своего духовного сына:
– Как давно это было, сколько вам пришлось выстрадать, но вы были отважны и все делали хорошо, и мы очень гордимся вами.
От волнения Се потерял дар речи.
– Последний раз я видел вас, когда вам было шесть лет, – улыбнулся Его Святейшество. – Очень импульсивные шесть лет, но душа ваша была гораздо более просветлена, чем моя.
– Это невозможно.
– Думаю, что возможно, – улыбка святого человека широко расцвела. – У вас есть что-нибудь для меня?
Кси кивнул и вынул мешочек из кармана.
– Там, в галерее, была женщина, она хотела, чтобы я передал вам это.
Далай-лама посмотрел на него.
– Как я рад, что обе попытки удались.
– Что это?
– Думаю, вы уже знаете. Вижу по вашим глазам.
– Нечто, что поможет все вспомнить?
– Так сказано. Вы вспоминаете, не так ли?
Се, которому впервые за двадцать лет не надо было скрывать свои знания, впечатления и чувства, кивнул.
– А вы?
– Нет, – ответил Далай-лама. – Но это не страшно. Один из нас помнит. Это вы. И вас вполне достаточно.
Глава 57
Жас не ожидала увидеть столько трубочек и повязок. Она схватилась за косяк двери, силясь устоять на подкосившихся ногах, и приготовилась узнать самое страшное.
Стоящий рядом Робби ахнул:
– О, нет!
Устоять ей помогла рука Гриффина, слабо приподнявшаяся и упавшая на грудь под тонкой белой простыней. Помогла и рука брата, за которую Жас держалась. Они вместе перешагнули через порог и вошли в больничную палату.
Сев на стулья по обе стороны кровати, они приступили к своему бдению.
Гриффину досталась пуля, которую Ани предназначала для Жас. Удар пришелся в мягкую часть плеча. Он потерял немного крови, но врачи легко извлекли пулю. Его жизни ранение не угрожало.
А вот падение оказалось опасным.
От удара пули Гриффин упал и пробил себе голову, ударившись о бронзовую скульптуру. Последние шесть часов стали кошмаром. Обрывочная информация, консультации с врачами, операция на черепе по удалению гематомы в мозгу, накладывание скоб, чтобы сложить и закрепить кости черепа, – все это завершилось медикаментозной комой.
Пока Гриффин находился в операционной, в больницу прибыл инспектор Марше, допросил Робби, взял у него и Жас показания, сообщил, что будет официальный допрос, но Робби больше не подозревается в убийстве. Его действия были четко оформлены как самозащита. Ани Лонго, также известная как Валентина Ли, и ее сообщник, Уильям Леклерк, были взяты под стражу. Вместе с псевдожурналистом, найденным мертвым шесть дней назад, они оказались членами китайской мафии, нанятыми для того, чтобы воспрепятствовать передаче осколков древнего сосуда Далай-ламе.
Жас и Робби тихо сидели у кровати в полумраке палаты. Оборудование мигало красными и зелеными огоньками, издавая всевозможные тихие сигналы. Воздух был наполнен больничными запахами, чистыми, хрустящими, словно накрахмаленные простыни.
– Что нам теперь делать? – наконец спросила Жас брата.
– Ждать.
– Помню, как Гриффин рассказывал про артефакты из гробницы царя Тутанхамона, – сказала Жас. – Какой величественный был его саркофаг, сколько на нем было золота, как ярко он сиял. Гриффин говорил, что, пока не увидел саму мумию, не верил, что царь был реальным человеком.
Когда открылась дверь, зашумели гидравлические петли. Они оба повернулись. В палату вошел Малахай в сопровождении медсестры, которая объявила, что в палате могут находиться только два посетителя. Робби вызвался принести кофе.
Малахай не стал садиться. Он остановился рядом со стулом Жас и посмотрел на Гриффина.
– Как он?
– Еще слишком рано.
Малахай перевел взгляд на нее.
– А как ты?
Жас пожала плечами.
Он пододвинул стул так, чтобы сесть рядом с ней.
– Что случилось в музее?
Следующие несколько минут Жас вспоминала события напряженного и смертельно опасного получаса. Пока она говорила, они не сводили глаз с неподвижного тела на узкой кровати.
Среди больничных запахов Жас пыталась, но не могла ощутить аромат Гриффина. Впервые с момента их встречи после пятнадцати лет разлуки она его не чувствовала.
После всех страхов, переживаний и ужаса прошедшей недели невозможность ощутить его запах стала для нее невыносимой. Жас закрыла голову руками и зарыдала.
– Жаль, что не могу помочь тебе, – прошептал Малахай, заботливо положив руку ей на плечо.
Так они просидели минуту; она плакала, он пытался утешить ее.
Наконец Жас сказала:
– Гриффин всегда говорил, что я слишком на него давлю. Что думаю, будто он лучше, чем на самом деле. Только в музее…
– Он поступил очень храбро, – сказал Малахай.
– Но посмотрите на него. Во всем виновата я.
– Виновата? Не понимаю.
Жас не ответила.
– На тебя подействовал запах, верно?
– Какой запах?
– Жас, – заметил он, – напускная скромность тебе не идет. Гриффин не смог ничего унюхать в черепках. Твой брат лишь уловил что-то, но на него это не подействовало, только вызвало головную боль. У тебя самый чувствительный нос. Ты же смогла почувствовать аромат, да? Это помогло тебе вспомнить другие жизни? Все это время то, что ты принимала за психические приступы, было воспоминаниями о прошлых жизнях.
– Я в это не верю.
– Даже теперь?
– У меня просто галлюцинации от разных запахов.
– Ты до сих пор так цинична.
Жас пожала плечами.
– Однажды ты перерастешь это, – улыбнулся Малахай.
Она подняла голову и распрямила плечи. Этот разговор бесполезен и для Гриффина, и для нее.
– Давайте не будем, ладно?
– Я работал со столькими людьми, помнившими свои прошлые жизни. Некоторые из них это принимали, но никогда по-настоящему не могли постичь их… тем не менее они многому учились, росли.
