Юлия Фирсанова - Убить демиурга!
Глеану, вернувший зубам прежние сглаженные очертания вместо акульего набора, остался вместе с матерью успокаивать общественность, делая вид, что ничего особенного Нике не грозило.
Сама девушка всеми силами тоже старалась в это поверить и гладила, гладила мягкую шерстку Шотар. Оставалось только радоваться надежной руке Эльсора у плеча, да подвернутой ноге, освободившей героиню праздника от необходимости танцевать. Сейчас Веронике не был по силам даже заурядный вальс, не то что удивительно красивый и простой внешне, но чрезвычайно обильный на различные элементы гаэрон.
Яркими бабочками кружились в танцах придворные, звучала музыка, звенели голоса и смех, а Ника, приклеив на лицо улыбку, все пыталась отрешиться от переживаний и любоваться балом, а не пытаться найти ответ на извечный вопрос: «За что?»…
Глава 24. Тонкости дознания
Посол, угодивший как кур в ощип в пренеприятнейшую историю даже не думал возражать против компании сына Владычицы и программы действий, продиктованной Гилианой. Гордэстор превосходно понимал: одно то, что он уходит на своих ногах и не связанный, пусть и в сопровождении стражи — уже победа. Все могло обернуться куда более скверно после покушения на нового члена правящей семьи.
Общество Инзора посол принял почти с облегчением. Тот умел распутывать загадки. За шанс обнаружить истинного виновника скандала нидорец был готов платить допуском альсора на территорию посольства и передачей исполнителя. В то, что ничтожный слуга своим умом дошел до мысли отравить Видящую, даже если подслушал беседу Торжена с Гордэстором и преисполнился патриотического рвения, посол не верил. Истинный заказчик оставался скрыт, и жажда мести за позор не находила выхода.
За считанные минуты поездки от дворца до здания посольства нидорец дошел до такой степени взвинченности, что готов был лично допрашивать проклятого слугу, снимая с него кожу лоскутами, пока тот не выложит все. А ведь раньше лоан Гордэстор избегал грязной работы, предпочитая перепоручать ее специальным людям, сам лишь читал допросные листы за чашкой чойо.
Увы! Увы! Утолить жажду мести разъяренному послу было не суждено. Когда взломали запертую дверь в комнатку слуги, скрюченный Килис лежал на ковре рядом с распахнутой птичьей клеткой. Его маленькие питомцы перепархивали у раскрытого окна, по шкафу, кровати, столику, расклевывали сдобную булочку на тарелке и щебетали, щебетали, щебетали.
Гордэстор скрежетнул зубами и сжал пальцы в кулаки: «Килис, тварь! Сдох, оставив господина отдуваться перед альраханцами! Тварь! Тварь! Тварь!».
Инзор посмурнел, тоже не особо довольный тем, как оборачивается дело, и указал подбородком на тело одному из своих людей. Длиннокосый блондин перебросил волосы на спину и присел рядом с трупом. Надел перчатки, извлеченные из-за пояса, и поочередно приоткрыл правый глаз глаз мертвеца, левый, рот, осмотрел лунки ногтей и отчитался:
— Отравлен более суток назад. Его угостили синицей.
— Он прислуживал мне до бала! — вмешался в беседу посол, недовольный очевидной глупостью говорящего.
Длиннокосый покосился на альсора, тот едва заметно кивнул, разрешая ответить. Инзор хотел посмотреть на реакцию посла. Версий в голове крутилось слишком много. Однако Искра не верил в прямую причастность нидорца к отравлению Вероники.
— Я не сказал, что он умер сутки назад, лоан, я сказал, что его тогда отравили. Синица никак не проявляет себя до назначенного срока. А потом жертва неожиданно засыпает навсегда. Лунки ногтей после синицы становятся цвета индиго ненадолго, приди вы с бала получасом позже и ничего уже не увидели бы.
— Он отравился? — недовольно скривился Гордэстор, бесясь от гнева, возмущения, от того, что слуга умудрился напакостить и сбежать за порог жизни, оставив господина разбираться с последствиями злодеяния.
— Или его отравили, — заметил эксперт, нажимая на нижнюю челюсть мертвеца, чтобы осмотреть зев, и поведал: — Нет, язык чист, он не ел синицы.
— Тогда как? — нахмурился Инзор и поморщился. Альсор спокойно относился к птицам, но непрерывный щебет уже начал действовать на нервы.
«Может, Килис свихнулся от птичьего гама и в этом весь секрет? Никакого заговора нет и в помине?» — мелькнула у альсора нелепая мысль.
— Я не провидец, мой альсор, — пожал плечами длиннокосый и встал, уступая право действовать Инзору.
Тот вздохнул и с размаху бросил в труп одним из кристаллов, сорванным с цепочки на груди. Под одеждой на Искре оказалось длинное, но почему-то совершенно незаметное окружающим, ожерелье из мелких разноцветных камней. Оно было сотворено и зачаровано Гилианой, как помощь в работе сыну. Брошенный альсором «камешек» содержал чары первопричины, очень схожие с теми, которые Владычица использовала при осмотре перстня на балу.
Кристалл, который был вовсе не камнем, а сжатым до видимости состояния камня заклятьем, разбился от мысленного приказа владельца, едва коснувшись груди трупа. Над телом встало туманное зеркало, правда, было оно не таким широким, большим и четким, как созданное в бальной зале. Обычно хватало и такого. Но не в этот раз. Что-то пошло вкривь и вкось. Нет, картинка возникла, но толку?
Поначалу «телезрители» увидали лишь эпизод идиллической возни слуги с одной из птах. Гордэстор зло дернул себя за драгоценный ус и хотел уж было отвернуться от волшебной безделки. В Нидоре, где магия была доступна чаровникам, он видал и не такие преставления. Да так и замер вполоборота. Злоумышлявший покойник снимал что-то маленькое с шеи птицы, настолько маленькое, что вещица полностью скрывалась в перышках на груди. Лишь миг был отчетливо виден тот самым флакончик, из коего травили оправу перстня. Слуга хотел посадить птичку в клетку к сородичам, но птаха, издав резкий чирик, царапнула когтями держащую руку и выпорхнула в раскрытое окошко, даже не прельстившись рассыпанными на подоконнике мелкими семенами кижу.
— Яд принесла птица?! — возмущенное удивление оказалось так велико, что посол выпалил вопрос вслух.
— О да, — мрачно согласился Инзор. Когда видение погасло, принц сам подошел к трупу, приподнял его безвольную руку без тени брезгливости и продемонстрировал Гордэстору и своим людям несколько едва заметных царапин на запястье мертвеца. А потом пояснил для особо невнимательных: — Коготки птахи отливали на свету синим.
— У меня в саду летает ядовитая птица!? — тихо запаниковал посол, тело против воли дернулось к окну: захлопнуть раму, чтобы не дай Плетельщики, гадина не влетела в комнату. Но что если она уже влетела и сейчас носится среди прочих вполне невинных с виду птах? Что если им всем грозит участь Килиса? Лоан Гордэстор попятился к двери, пиная прискорбную догадку шариком от пинг-понга в почти пустой от ужаса голове. Надменное достоинство было безвозвратно потеряно. Сейчас посол не особо заботился о сохранении имиджа, собственная жизнь казалась куда важнее.
