Василий Ардаматский - “Грант” вызывает Москву
В ответ Бодеккер только хитро прищурил один глаз и ничего не сказал. Что могло это означать? То, что Шрагин задумал сделать, было очень рискованно, но если все сойдет так, как он рассчитывал, это, кроме всего прочего, еще больше укрепит его положение при адмирале. И все же он решил пока не торопиться и попытаться получше выяснить отношение адмирала к Нельке.
— Вы так смотрите, как будто сомневаетесь в чем-то? — спросил Шрагин.
— Вы сказали: “Нельке — прекрасный организатор”, — улыбнулся адмирал. Потом прибавил: — “Хорошо знает свое дело”. Так вот, я бы подчеркнул слово “свое”. Да, свое дело он знает отлично.
Шрагин удивленно и непонимающе смотрел на адмирала и ожидал, что он скажет еще. Бодеккер пере-стал улыбаться, переложил на столе какие-то бумаги и спросил сухо:
— Работы было много?
— Совсем наоборот. Если говорить откровенно, моя поездка была совсем не обязательна.
Теперь уже адмирал удивленно смотрел на Шрагина.
— Но Нельке опасался, что весь его местный персонал не сегодня-завтра объявит забастовку.
— Я не заметил там ничего похожего. Мне показывали объекты, требующие капитального ремонта, а об этом даже разговора не было.
— Вот как? — поднял брови адмирал и продолжал, будто размышляя вслух: — В высшей степени стран-но, что необходимость ремонта возникла спустя год после нормальной, а главное, совсем ненапряженной работы порта. Странно, очень странно…
— Но, может быть, необходимость ремонта возникла теперь из-за увеличения нагрузки? — предположил Шрагин.
— Ерунда! Какая нагрузка? В связи с усилением действий советской авиации морские перевозки сокращаются.
— Могли увеличиться каботажные перевозки.
Адмирал гневно посмотрел на него:
— У них уже есть проект ремонта?
— Я видел смету на миллион семьсот тысяч шестнадцать марок.
— Трогательно!
— Что трогательно?
— Трогательны эти шестнадцать марок, — пояснил адмирал и надолго замолчал. — Я не хотел бы говорить об этом, — нарушил он наконец молчание, с трудом заставляя себя говорить, — но вынужден… именно вынужден. Дело в том, что Нельке на флоте — человек случайный, и он… делец, причем в худшем понимании этого слова… Я прошу вас ответить мне честно: вы видели объекты, представленные к ремонту?
— Видел.
— Они действительно разрушены?
Шрагин молчал.
— Отвечайте! — строго потребовал адмирал.
— Я установил, что мое молчание стоит довольно дорого.
— Я вас не понимаю.
— Хотите знать, сколько стоит мое молчание? Извольте, — Шрагин поднял с пола портфель, расстегнул его и высыпал на стол кучу банкнот. — Это только половина цены. Вторую половину суммы я получу, когда добьюсь вашей поддержки планов Нельке.
— Я так и знал, — тихо произнес адмирал, грузно осев в кресле. — Сколько здесь?
— Не считал.
— Почему вы взяли деньги?
— Я еще не пользуюсь у вас таким доверием, чтобы в подобной ситуации не думать о вещественных доказательствах, — ответил Шрагин.
— Но каковы мерзавцы! — воскликнул адмирал. — Сейчас, когда Германии приходится напрягать все свои силы, когда фюрер в каждой речи призывает немцев выполнять до конца свой долг, эти гангстеры решили грабить Германию. Позор! — Адмирал с ненавистью взглянул на деньги и вызвал майора Каппа.
— Пусть узнает, чем занимаются мерзавцы в мундирах!
Майор Капп с первых же слов Шрагина понял, какая эффектная и многообещающая история попадает ему в руки. Он с плохо скрываемой радостью выслушал Шрагина и попросил сейчас и подробно написать обо всем, что произошло в Одессе.
— Вы, господин Шрагин, сделали огромное дело, — говорил Капп. — Ваша заслуга не будет забыта.
— Я представляю его к награде, — объявил адмирал.
Скандальное дело об афере в одесском порту хотя и не было предано широкой огласке, но стало известно очень многим. О нем был издан секретный приказ главного управления имперской безопасности, в котором сообщалось, что участники аферы подвергнуты беспощадному наказанию. В этом приказе превозносили заслуги майора Каппа, но о Шрагине и даже об адмирале Бодеккере не было ни слова. Никакого ордена Шрагин не получил, хотя адмирал свое слово сдержал и послал документы в Берлин. Шрагину выдали только денежную премию в размере трехмесячного оклада. А как только он получил канал связи с Москвой через Одессу, он передал туда сообщение обо всей этой истории, и она мгновенно стала достоянием советской, а потом и иностранной печати. Эта сенсация была тем более скандальной, что она совпала с публичным заявлением Гитлера о том, что теперь все немцы от руководителей государства до последнего крестьянина — с неописуемым энтузиазмом отдают все, что имеют, своей армии и победе.
“Гитлера опровергают его же жулики” — так озаглавила сенсацию одна английская газета.
Но зато уж совсем непредусмотренным трофеем Шрагина в этой истории стала группа работников главного управления СД, которые были сняты с постов и отправлены на фронт. Им было предъявлено обвинение в разглашении одесского дела…
Глава 43Релинк вылетел в Берлин получать орден. Он прекрасно понимал, что орден этот, что называется, очередной, а не за какие-то конкретные заслуги и вызывают его только потому, что статут ордена требует вручения его в столице. Вскоре после победы над Францией ему довелось присутствовать на такой церемонии. Она происходила в актовом зале управления имперской безопасности в присутствии офицерского состава. Стены из черного дуба. Голубые офицерские мундиры. Ордена вручал Герман Геринг. Он был в белоснежном кителе. Поздравительные речи произносили элегантный густобровый Мартин Борман и, как всегда непроницаемый, Генрих Гиммлер. В заключение все пели “Хорст вессель”, глядя на гигантский флаг со свастикой… Теперь Релинк ставил себя на место счастливчиков, которые получали тогда ордена, и, конечно, волновался.
Релинк приготовил к поездке не только новый китель, но и подробный доклад о своей деятельности за последний год, и то, как будет принят доклад начальством, волновало его все-таки гораздо больше, чем церемония получения ордена.
В Берлине он покажет доклад прежде всего своему непосредственному шефу Отто Олендорфу и если по-лучит его одобрение, тогда передаст доклад в секретариат рейхсминистра.
На всякий случай Релинк вез с собой два варианта доклада: один — более победоносный, другой — по-скромнее, — мало ли как там, наверху, сегодня настроения?
В победоносном варианте доклада были такие выражения: “Мы сломили сопротивление города…”, “Организованные действия подполья уже в прошлом…”, “Перед нами остались лишь разрозненные одиночки…”. В более скромном варианте доклада таких категорических утверждений уже не было, но перечисленные конкретные факты деятельности СД убедительно показывали: за год сделано немало.
