М Фоменко - Рог ужаса: Рассказы и повести о снежном человеке. Том I
— Господа, это Джек Рассел — наш геофизик и Тойво Латикайнен, исчезнувший три недели назад.
— Все-таки мы вернулись, Тойво, — прошептал Рассел, обращаясь к товарищу. — Вернулись, а ты не хотел верить мне. Мы очень ослабли, Фред, хотя они и кормили нас сырым тюленьим мясом… А сегодня они вдруг освободили нас, даже вывели из лабиринта. Без них мы не смогли бы… — Рассел пошатнулся, но его и Тойво уже подхватили товарищи.
— Дайте им немного вина, — крикнул откуда-то сзади Жиро.
— Нам бы что-нибудь теплое и под душ, — прошептал Рассел и потерял сознание.
— Ну, Шота, теперь ты окончательно убедился, что нео-антропусы разумны? — спросил Белов, наклоняясь над Расселом, которого уложили на койку.
— Да, конечно… Но неужели… они обитают в лабиринте?
— Нет, — медленно, но очень внятно заговорил Латикайнен, которому Жиро уже успел влить в рот немного вина. — Они живут далеко отсюда… в ледяных пещерах… даже подо льдом. О, они разумны, очень, но… — Латикайнен вздрогнул…
— Молчите, молчите, — сказал Белов. — Потом расскажете.
— Да… я долго пробыл… у них… Они все понимают… Гигантский болид разрушил часть их пещер… Они решили, что это мы… И схватили меня, может быть, как заложника… А потом Рассела вытащили из саней… Но старались сохранить нам жизнь. Они аккумулируют какую-то лучистую энергию и легко могут убить разрядами, когда взволнованы… Их язык очень примитивен, но… они способны передавать какие-то сигналы мысленно… или при помощи радиоизлучения… Эволюция в этих труднейших условиях наделила их удивительными свойствами, которыми мы не обладаем… Но они поняли, что мы тоже разумны, и хотели установить контакт… Может быть, поэтому нас и отпустили сегодня…
— Ну, дружище, — тихо сказал Вериадзе Белову. — Ты оказался прав во всем… Абсолютно во всем. Неужели ты рассчитывал даже на это? — Вериадзе кивнул в сторону Латикайнена и Рассела.
— А пожалуй, я мог бы еще подрасти в твоих глазах, — улыбнулся Белов. — Что мне стоит сказать: да, рассчитывал? Но нет, Шота, дорогой. На их счастливое возвращение от «братьев по разуму» даже я не смел рассчитывать… Ну что ж, тем больше шансов в пользу установления надежных контактов… в будущем. Здешние аборигены могут стать неоценимыми помощниками при исследовании антарктических пустынь. А сколько любопытнейших задач для физиологов! Кто знает, быть может, у здешних аборигенов проявились какие-то свойства, которые обычный человек Земли приобретает лишь после длительной эволюции…
Уильям Мейкл ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ{36}
Отец мой был носильщик-шерпа. Кстати, почти все мужчины из числа моих ближайших родственников потратили лучшие годы, помогая иностранцам с Запада затаскивать тяжелые грузы на крутые горы.
Я с малых лет решил наплевать на эту традицию.
Может, вы видели меня на рынке в Катманду. Там всегда полно туристов. У них водится слишком много денег и слишком мало мозгов, и каждый хочет купить и увезти домой кусочек Тибета. А я всегда готов их обслужить. В конце концов, им незачем знать, что сувениры на моем прилавке изготовлены по большей части на фабриках Шанхая и Дели.
В этом году на мировых финансовых рынках разразился очередной кризис. Количество покупателей и мои доходы резко упали, и я уже начинал беспокоиться, чем стану кормиться зимой.
И вот тогда отец, который давно уже болел, послал за мной.
О металлической шкатулке я знал всю жизнь — но никакие детские скандалы и истерики не помогли мне ознакомиться с ее содержимым.
Отец понимал, что скоро умрет, и все изменилось. Он велел мне хранить шкатулку, повторив наказ своего отца. И теперь я готов поделиться ее сокровищами с вами и со всем миром. Уверен, что когда вы увидите документы, которые я вам покажу, мы сойдемся в цене и оба останемся довольны.
Все это заняло какое-то время, но я расположил документы в хронологической последовательности. Так легче разобраться. Начнем с их прибытия в лагерь III.
19 мая 1924 года
Четыре дня прошло с тех пор, как нас благословил лама монастыря Ронгбук. По счастливой случайности или божественному вмешательству, погода после этого значительно улучшилась и Нортон, Сомервелл, Оделл и я без особых трудностей добрались до лагеря III, нашего передового лагеря на двадцати одной тысяче футов. Он призван служить опорной базой в ходе попыток покорить вершину и находится менее чем в миле от ледовых склонов, ведущих к Северному седлу{37}.
Небо еще недостаточно прояснилось, и цель нашу мы не видим, но все мы знаем, что она там, нависает над нами. Я и сейчас вижу ее мысленным взором, и каждую ночь созерцаю ее в своих снах.
Я не позволю ей победить себя.
Только не в этот раз.
Как я и подозревал, такая близость к горе вновь принесла кошмары. Тогда, в 22-м, я поддался искушению гордыни; сейчас у меня хватает мужества в этом признаться. После того, как Финч дошел до двадцати семи тысяч футов и даже выше{38}, я твердо сказал себе, что должен стать первым. Что имею на это право.
Моя спесь чуть не погубила нас всех.
Шерпы предупреждали меня, что погода портится, но я был так близок к цели… Я шел вперед, мечтая забраться выше Финча и вдобавок доказать ему, что это можно сделать без кислорода. Если бы из ниоткуда вдруг не налетел проклятый муссон, у меня бы получилось.
Кончилось тем, что шерпы уговорили меня на стратегическое отступление. Я все еще считаю, что позорный страх этих закаленных людей был продиктован не только погодой, но что бы ни стало причиной их трусости, было ясно, что без них я не смогу продолжать путь.
Мы вовремя повернули обратно — по крайней мере, так нам казалось. Я возглавлял группу носильщиков, спускавшихся с нижнего склона Северного седла по пояс в свежевыпавшем снегу. Сирдар остановился и указал на гребень. Я поднял глаза и увидел, как прямо на нас несется снежная волна.
Мне повезло выбраться из этой переделки живым. Семеро из моих шерпов оказались не так удачливы и погибли в лавине. Выжившие носильщики не упрекали меня, но дома меня ждал поток обвинений.
Я надеялся, что газеты на сей раз смягчат свой тон, ведь мое имя на два года исчезло с их страниц. Но я ошибся.
Не стоит ворчать. Меня вполне могли оставить в Блайтли, как беднягу Финча. Несказанная удача, что я вообще здесь, и на этот раз я ее не упущу.
Ну как, понимаете, что у меня тут? Самая первая запись имеет историческое значение. Почерк самого Джорджа Мэллори! А дальше становится только лучше.
