Виктор Кувшинов - Лэя
Чем дальше они уходили в лес, тем больше нарастало чувство беспокойства. Время шло вместе с надвигающимися сумерками, и скоро нельзя было разобрать даже деревьев. Только краснеющее зарево заката еще чуть-чуть подсвечивало округу. Вдруг тревога, нарастающая внутри, взорвалась острой болью. Лэя, вскрикнув, остановила лошадь. Мысли в панике метались в голове и внезапно выкристаллизовались в одно ясное и неодолимое желание: «Я должна быть там! С родителями случилось что-то ужасное!» Перед глазами упорно стояла кошмарная картина двух сэйлов на кострах. Она крикнула спутникам:
- Простите! Но я больше не могу – я нужна дома! – затем повернула кобылу, одновременно скинув Хлюпа с крупа, и пустила животное в галоп через темную чащу. Лэя не знала, где скачет, но это было все равно – она чувствовала, куда надо спешить. Ветви деревьев хлестали в темноте по ее лицу, размазывая слезы отчаяния. Лошадь жалобно мычала, но боялась хоть как-то противиться. Лэя же, не видя ровным счетом ничего, почти с закрытыми глазами, уверенно гнала ту через лес, не замечая, как огибает впадины, завалы, скалы и топкие места, не давая животному даже споткнуться. Мысли ее были заняты другим. Она чувствовала, что не успевает, что уже поздно, и она ни чем не сможет помочь папе с мамой…
***
Брат Шиами был одним из лучших нюхачей ордена Чистого Источника Веры, который являлся по своей сути ядром Инквизиции. Шиами служил ордену верой и правдой не один десяток лет, разыскивая еретиков и нечестивых, спутавшихся с дьявольскими силами и занимающихся колдовством. Он не был самым умным, не был и самым чутким нюхачем. Он был, как раз то, что нужно для ордена. Поэтому его уважали и давали ему самые сложные поручения.
Вот и сейчас он выехал с отрядом воинов Инквизиции по поручению самого епископа. Дело было странное. Эта странность заключалась не в том, что нужно было схватить и уничтожить особо опасную ведьму, а в том, что о ней уже знали, и его роль была не главная. Шиами привык, что его посылали на сложные дела. Его функцией было искать ведьм, а что ему делать, если ее уже нашли, он не знал. Необходимости его присутствия было только одно объяснение: ведьма, как и ее родители, очень важна. В этом случае, он может понадобиться для подстраховки, если она надумает сбежать. Было и еще одно сомнение: семья, подлежащая уничтожению, носила фамилию Альк. Мало ли сколько сэйлов с такой фамилией в королевстве, но, если это не случайное совпадение, то все становилось ясно, и ему лучше выполнить задание в точности, не задавая лишних вопросов.
Монахов-нюхачей в ордене делали просто. Брали мальчиков из крестьянских семей на службу в орден, и в один прекрасный день их тайно душили, или топили на несколько минут. Метод был отработан чуть не столетиями. Но все равно, было очень много брака. Почти четверть детей просто не оживала после смерти, несмотря на все усилия монахов. Остальные выжившие представляли из себя разнообразную группу травмированных, от полных дебилов до абсолютно нормальных. И только один процент начинал проявлять признаки, необходимые нюхачам для работы. Но и здесь было много выбраковки. После инициации, детей некоторое время очень хорошо обихаживали и ласково расспрашивали об их снах и том, что они чувствовали во время приключившегося с ними «несчастного случая».
Дети все доверчиво выкладывали добрым монахам. Те дети, которые ощутили только приятные переживания во время остановки сердца, и видели лишь неопределенные сны, отсылались на учебу в обычные монастыри на простых братьев-монахов. И это была самая счастливая группа инициированных. Если ребенок во время инициации или во снах общался с ангелами, то его участь была незавидной – он подлежал уничтожению, как, возможно, подпадающий под власть дьявола. И только где-то десятая часть инициированных годилась на роль нюхача. Это была золотая середина. Такие дети во время короткой смерти обычно или оказывались в каком-то красивом месте, или видели себя со стороны и могли описать происходившее с ними во время смерти. Обычно они видели, как их спасают монахи. Но они не общались с ангелами и видели сны, в которых могли путешествовать по округе и даже довольно далеко, но не в небесных сферах или кругах ада. Шиами повезло – он как раз угодил в самую середину, и его судьба была определена до скончания дней как верного брата самого таинственного и страшного ордена всей церкви.
Вот и сейчас он выполнял почти обычную свою миссию, сидя в качающейся карете ордена, сопровождаемой десятком конных, вооруженных мечами монахов. Через пару миль должна показаться и их конечная цель: деревня, в которой проживала ведьма, Леолэя Альк. Воины знали свое дело. Десятник и так смотрел на него слегка снисходительно – мол, знаем мы таких чистоплюев в каретах. Таким образом, Шиами только оставалось дремать дальше, предаваясь неспешным раздумьям.
Двенадцать заветов церкви Воссожжения лежали в основе их жизни, когда в мир пришел великий посланник божий, Сэйлан, чье имя было созвучно с миром Сэйлар и сэйлов, населяющих его. Мессия собрал десять учеников и проповедовал свои заповеди, творя чудеса исцеления и укрепления веры. Однако две заповеди были превыше всего: не колдуй, и не ходи к центру земель Эрианы. Хотя они-то, как раз и не были новыми, не раз повторяясь в ветхих заветах. Дожив до расцвета лет, Сэйлан был схвачен королевской стражей и, как еретик, сожжен на столпе, вместе с тремя его учениками. После чего, его учение стали называть верой Воссожжения. Где-то уже тогда положил свое начало монашеский орден Чистого Источника Веры, обязавшийся претворять в жизнь и следить за исполнением двух наиважнейших заповедей.
Но как отличить ведьму или колдуна от праведных верующих? Не нашлось никакого другого средства, как самим создавать таких колдунов с ограниченными колдовскими возможностями, способными отличить ведьму от простой женщины. К ним, как нельзя, подходила поговорка: «свой свояка чует издалека». Однако свои они были только отчасти. Монахи-нюхачи были легальными, подневольными и ограниченными в колдовстве слугами церкви.
Ведьмы же сами распоряжались собой. Шиами глубоко в душе завидовал ведьмам и диким колдунам. Он чувствовал их души и видел, какими свободными и зачастую прекрасными в своих чувствах они были. Его всегда в глубине грыз червь сомнения: «Зачем нужно лишать жизни этих прекрасных юных созданий, да еще и отправлять на столб всю их семью? Ведь обычно, ничего предосудительного по отношению к другим людям у них не было даже в мыслях».
Его размышления были прерваны остановкой кареты. К окну подъехал десятник и, то ли отрапортовал, то ли скомандовал, скрывая усмешку:
