Сергей Высоцкий - Искатель. 1975. Выпуск №5
— Не ездит, батюшка. Да ведь и он про сына молчит. «Одинокий, — говорит, — я». А баба-то, ну та, что про сына мне рассказывала, сама зайцовская. С-под Сиверской. Знает его. Чегой-то там у них вышло, а чего — не помню.
— А где живет эта женщина?
— Зайцовская, говорю, она. Полиной зовут, а фамилии я не знаю.
— Тетя Надя, а к егерю, да к леснику гости-то ездят? — хмуро спросил участковый.
— Ходят люди, — сказала Надежда Григорьевна. — А гости или по делу, не скажу, откуда мне старухе знать. Вот что родственников у них нет, об этом я сказывала. У лесника-то гатчинский один часто бывает. Лесхозовское начальство. Тот ездит. Дружки, что ли. Форсистый такой.
— Молодой или старый? — спросил Корнилов.
— Помоложе, чем сам Ильич.
Игорь Васильевич посмотрел вопросительно на участкового.
— Леснику за шестьдесят, товарищ подполковник, — ответил тот.
— А вы, Надежда Григорьевна, видели этого дружка? Как он одевается?
— Что-то я и не скажу. Помню, плотный, форсистый, а как одет? Нет, не припомню. На голове вот малахай…
— Чего? — переспросил Корнилов.
— Шапка мохнатая. Рыжая-рыжая… Да что мы все гутарим да гутарим, — спохватилась она. — Давайте почаевничаем. Я счас, быстро. — Старуха встала, пошла к печке. Корнилов тоже поднялся.
— Нет, спасибо, хозяюшка. В другой раз чайку попьем. Вы нас не ругайте, что от дела оторвали.
— Да какие у меня дела? — искренне изумилась старуха. — Поболтать — вот самое первое у меня дело.
— Надежда Григорьевна, — спросил Игорь Васильевич, надевая пальто. — А ружье-то вашего братца, с подзорной трубой, оно кому досталось?
— Ружье-то? — задумалась старуха. — Да никому не досталось. Никому. Степка-то, видать, или потерял его, или продал. После смерти не нашли ружья. Сын-то мой, Славик, переискался. Думал от дядьки в наследство останется.
— А не могло это ружье к Полевому попасть? — Старуха непонимающе улыбнулась, пожала плечами. — Ну, к этому, к зюзюкале, к Клавдиному дружку…
— Ах, к этому-то! — закивала Надежда Григорьевна. — Да ведь он у нас пришлый. А братец мой давно уж помер, — она задумалась. — Рази что через Главдю… Неужели Степка ее отцу ружьишко-то подарил? Они ведь тоже братья, только двоюродные.
— А что, отец Клавы жив? — спросил Игорь Васильевич.
— Помер. Года три как помер, — старуха перекрестилась. — Был бы жив — рази допустил к себе в дом эту чучелу?
Уже в дверях Игорь Васильевич спросил старуху:
— Надежда Григорьевна, вы не вспомнили, как лесникова дружка-то звать? Того, что из Гатчины ездит.
— Так ты, миленький, и не спрашивал меня, как зовут-от. Все про одежу говорил. Мокригиным его зовут. В лесхозе он какая-то шишка.
Игорь Васильевич вышел вслед за участковым на улицу и зажмурился от яркого света.
— Закурим, что ли? — сказал он Василию Васильевичу. — Так курить захотелось — спасу нет. — Он достал сигареты. — Ну что, к кому теперь в гости пойдем? — И, улыбнувшись, подмигнул. Участковый тоже улыбнулся. Улыбка у него была добрая, чуть застенчивая.
— Так пойдем к старику Байбикову, товарищ подполковник. Он поболе знает, чем старуха…
Они тихонько пошли по дороге, махнув Огневу, начавшему заводить мотор, чтобы ждал. Накатанная санями дорога слегка поскрипывала под ногами. Воробьи трепали клочки сена — видать, недавно перевозили с поля стога. Игорь Васильевич шел и думал про винтовку, о которой рассказала Надежда Григорьевна, и о лесниковом друге, франтоватом, в рыжей мохнатой шапке. Убитый лыжник был тоже в большой рыжей шапке…
— Товарищ подполковник, сюда, — дотронулся участковый до руки Корнилова. — Пришли.
Они остановились у небольшого красивого дома, окрашенного яркой, красно-коричневой краской, с белыми вычурными наличниками. К дому вела узенькая — двоим не разойтись — тропка. «И здесь негусто с населением», — подумал Игорь Васильевич и остановился, разглядывая старую лыжню, перечеркнувшую крест-накрест садик перед домом. В ярких лучах солнца лыжня проступала отчетливо и зримо, словно на фотобумаге, опущенной в проявитель. А ведь густой, пушистый снег, валивший прошлую ночь, толстым слоем запорошил ее. «Солнце низкое, тень дает на малейшей неровности, — подумал Корнилов. — Старые следы всегда проступают в яркую солнечную погоду. А что, если на то место, где лыжника убили, посмотреть вверху? С вертолета? Охватить взглядом всю поляну…»
— Товарищ подполковник…
— Сейчас, лейтенант, сейчас! — Игорь Васильевич обернулся, взглянул из-под руки на солнце. Оно было предательски низко. Но стрелки часов еще только приближались к двенадцати.
— Василек, когда нынче солнце заходит?
Участковый растерянно пожал плечами.
— Эх ты, голова садовая! — усмехнулся Корнилов.
— В пять уже темки, товарищ подполковник.
«А если с высоты не просто взглянуть, а провести аэрофотосъемку? — думал Игорь Васильевич. — Все следы проступят. Ведь там, где след, снег уплотненный. Надо с экспертом посоветоваться. Должны же быть следы, черт возьми!»
— Знаешь что, Василий, — сказал он. — Ты иди один, а я поеду в Лугу… Надо мне туда срочно попасть.
— А как же розыск? — недоуменно посмотрел на Корнилова участковый. На лице его отразилось разочарование, словно у мальчишки, которого в самую решительную минуту покинул товарищ.
— Ты и сам все сделаешь в лучшем виде. Помни только о главном: у кого есть друзья, родные в Ленинграде? К кому мог ли бы приехать или приезжали они в эти дни. И осторожно расспроси о том, кто бывает у егеря, у лесника. Но осторожно! Понял? — Игорь Васильевич на секунду задумался. — Поговори с ними о том, о сем. Не ждали ли кого? Ружьишко увидишь на стене — спроси, зарегистрировано ли. Нет ли еще оружия? Будь с людьми попроще, не выспрашивай, а разговоры говори… И не торопись, а то потом больше времени потеряем. Машина за тобой часика через три придет.
5
Всю дорогу от Владычкина до Луги Игорю Васильевичу казалось, что машина еле двигается, и он уговаривал Огнева поднажать.
— Да вы что, Игорь Васильевич, не чувствуете, что юзом то и дело прем! Хотите быстро ездить — хлопочите у Набережных шипованную резину. — Майор Набережных был начальником хозяйственного управления.
— Нормально никто ездить не хочет, — ворчал Огнев. — Всегда горит, всегда пожар. А ты хоть пропади!
Огнев вдруг обернулся к Игорю Васильевичу и сказал:
— А я, товарищ начальник, должен теперь себя беречь. Женюсь первого марта.
— Поздравляю, — улыбнулся Игорь Васильевич. — Женишься, придется тебя на продуктовую машину переводить.
