Павел Автомонов - В Курляндском котле
Через несколько минут мы познакомились по-настоящему. Подошли и те двое, что стаяли вдали. Мы от души пожимали друг другу руки.
— Закуривайте! — Тарас предложил нам немецкие сигареты.
— Мы у них ларек около контрольно-пропускного пункта разнесли, — пояснил один из вновь подошедших — широкоплечий, широконосый, малоповоротливый парень, который, знакомясь, назвался Костех Толстых, а партизанская кличка его была «мяиор».
Мы предложили закурить «отечественного».
— О, вот это дело! Не то что ларечная дрянь, — Тарас бросил сигарету, оторвал бумагу и начал закручивать махорку, которую ему подсыпал болтунов. Тарас делал эта с явным удовольствием, сияя глазами.
— Я вас все время на мушке держал вон из-за того куста, — указывая на густой ореховый куст, сказал подошедший последним пожилой уже партизан в такой же черной шляпе, как и Тарас. — Но, приглядевшись, мы решили, что вы люди свои. Прозвище мое «Казимир Большой».
Я спросил у «Казимира Большого», не служил ли он в Советской Армии.
— Нет, я местный житель. Учителем был до войны.
Вскоре к нам подошли Зубровин, Агеев и Озолс. Побеседовав еще с партизанами, мы пошли в их лагерь.
Лагерь был скрыт в молодом, но очень густом ельнике. Там оказалось несколько прикрытых ветвями, низко натянутых палаток, под которыми можно было сидеть или лежать. Я несказанно обрадовался этому.
Между двух высоких елок горел костер, над который висел я ведро с варевом.
Около, костра дя увидел стрелявшего в нас белобрысого повара. Он искоса поглядывал на нас и винов: усмехался.
ПОБРАТИМЫ
Партизанский отряд, с которым мы встретились, состоял из группы разведчиков первого Прибалтийского фронта, местных жителей и советских солдат, бежавших из немецкого плена. Конечно, «отряд» — название условное, так как всему личному составу его до нашего прихода хватало на обед ведра супа. Командиром отряда был Александр Данилович Капустин.
Партизаны приняли нас, как родных, угостили всем, что было у них. Узнав, что я болен, Капустин немедленно предложил мне свою постель.
Александр Данилович Капустин был из тех людей, которых, увидев, нельзя забыть. У него сильная, костистая фигура, крупный с горбиной нос и смуглое энергичное лицо со свежим, недавно зажившим шрамом на левой щеке; черные, как смоль, волосы, такие же борода и усы. Взгляд его — то строгий, словно пронизывающий насквозь, то мягкий и ласковый.
В первый же день нашего пребывания в лагере между Капустиным и Зубровиным состоялся деловой разговор. Было решено жить вместе. Находясь здесь, мы могли не только выполнить задание командования — установить наблюдение за движением по одной из важнейших шоссейных дорог в Курляндии Тукумс — Кулдыга, но значительно шире развернуть нашу разведывательную работу: установить связь с местным населением, иметь разведывательные данные о работе железных дорог, о работе вражеских штабов и прочее. Было решено, что каждая группа будет делать свое дело, взаимно помогая друг другу. Мы будем представлять единую боевую семью. Теперь повар Михаил, когда варил суп, над костром вешал не одно ведро, а два.
Мы рассказали об Аустре. Известие об исчезновении девушки было немедленно передано поддерживавшим связь с партизанами местным жителям. От одного из них — деда Галабки — вскоре поступило сообщение о том, что он видел на просеке девушку, похожую по описаниям на Аустру. Она была с автоматом и сумкой. Это случилось неделю назад. Больше она не появлялась.
В партизанском лагере я быстро поправился. Михаил — знакомый нам белобрысый повар — сам приносил мне еду.
— Вот я вам горяченького, — говорил он. — Только что с подогрева. Поправляйтесь! — Михаил, хотя никто не упрекал его за очередь из автомата по нас, видимо, чувствовал себя все же несколько виноватым.
Агеев и Колтунов в смене с двумя партизанами, которых выделил Капустин, вели круглосуточное наблюдение за шоссе. Но движение на шоссе с каждым днем заметно ослабевало. Активные боевые действия на фронте прекратились. Гитлеровцам не удалось прорваться в Восточную Пруссию, и они притихли, как мыши в своем углу. Наше командование, должно быть, тоже не спешило с разгромом курляндской группировки.
«Куда они денутся? Пусть припухают», — говорил повар Михаил. Он, будучи в плену, заготовлял дрова для штаба 18-й гитлеровской армии. Работать приходилось до упаду, а еда — пустая болтушка, кусок хлеба да картофелина. Хотя из плена Михаил убежал давно, но он до сих пор не мог забыть того, что испытал там.
Зубровин и Озолс побывали на хуторах и завели знакомство с жителями.
Моя работа на радиостанции, вместе с шифровкой и расшифровкой телеграмм, занимала в сутки два-три часа. Я и мой товарищ по ключу на советской стороне фронта понимали друг друга по тону сигналов и по почерку. Поэтому вместо позывных мы часто выстукивали что-то похожее на марш или быстрый танец. Когда работа идет хорошо — и на душе легко. После удачной передачи и приема деловых телеграмм хочется иногда сказать далекому сержанту или старшине, которого никогда не видел в глаза, теплое слово, и, конечно, не сдержишься, скажешь, пользуясь международным радиоязыком; а перед сигналом «конец работы» дашь такой финал, что хоть танцуй.
Часто я подсаживался к костру, слушая рассказы партизан. По вечерам, вместе с радистом Володей Кондратьевым, я проводил время возле приемника в ожидании приказов товарища Сталина.
Володя Кондратьев — москвич. Шестнадцатилетним юношей он покинул дом, чтобы пойти в партизаны. Володя любил рассказывать о своем детстве, о Москве, о партизанской зоне в Белоруссии, где ему пришлось побывать.
До войны он успешно учился в средней школе. У него была способность к музыке, хороший слух; он выступал в оркестре московских школьников, которым руководил композитор Чернецкий.
Весной 1944 года Володе посчастливилось побывать в Москве. Старая мать не сразу узнала сына. Она представляла его все еще школьником, а он явился возмужалым, окрепшим бойцом-партизаном.
Капустин любил Кондратьева. Они работали неразлучно уже три года.
У Капустина, как и у многих партизан, особенно у парашютистов, было и иное, партизанское имя — «Сашок».
— Славный человек этот Сашок! — говорил Костя Озолс. — Умный, решительный. Двадцать шесть лет ему, а борода, хоть на выставку. Бородатая теперь молодежь!
— Неплохой парень! — высказал свое мнение Агеев. — Ребята боролись сегодня, Сашок всех по очереди на лопатки положил. А кто он?. Силач? Акробат? Ничего подобного. Бухгалтер МТС из-под Барнаула. Надо мне с ним побороться…
