Богомил Райнов - Искатель. 1971. Выпуск №4
— Филиалом гестапо была эта «Комета», если уж вы меня спрашиваете, инспектор!
— А почему вы не рассказали обо всем этом на процессе?
Сираков пренебрежительно махнул рукой:
— Что там было рассказывать, когда ничего нельзя доказать. Эти трое не вчера родились: документов и следов после себя не оставляли. Правда, и Сираков не лыком шит: гитлеровские полковники, приезжавшие под видом техников-инструкторов, шушуканье по кабинетам, поездки Костова и Танева во все концы страны — все это, особенно для меня, было яснее ясного…
— А кто, по-вашему, был главным?
— Конечно, Костов, — не колеблясь, ответил Сираков, потом, почесав в затылке, добавил: — Хотя под конец как будто Танев держал вожжи в руках. Полковники чаще всего засиживались в его кабинете, а Медаров и даже Костов дрожали перед ним.
— Дрожали?
— Дрожали, еще как. И в гангстерстве есть чины.
— Гм… — снова многозначительно хмыкнул я. — А как случилось, что в последний момент Костову удалось улизнуть?
— Этого я не знаю. Они эвакуировались из Княжева, а меня мобилизовали здесь, в Софии; с тех пор я их больше не видел. Даже за зарплатой посылал ее, — Сираков небрежно указал на жену. — А как это произошло, понять нетрудно: Танев становился все опаснее, но Костов был хитрее всех. Почуял волк проклятый, что дело швах. Договорился с немцами и смотался.
— С деньгами в кармане, — добавил я.
— Известное дело, с деньгами. В последние два года они все свои капиталы превращали в золото: чем сильнее становилась инфляция, тем скорее обращали они все в золото.
— Раз уж речь зашла о золоте, не могли бы вы сказать, на что, собственно говоря, жил в последнее время ваш брат? — обратился я к Сираковой.
— Но ведь… — начала хозяйка и умолкла, испуганно взглянув на мужа.
— Рассказывайте, рассказывайте! — подбодрил ее я. — В таких случаях следует рассказать все как врачу.
Сиракова судорожно сглотнула слюну и снова в испуге взглянула на мужа.
— Но ведь брат оставил мне сундучок просто так, чтобы я сберегла для него…
Правая рука-шпага хозяина описала дугу и остановилась на хозяйке, в то время как его сердитое лицо было обращено ко мне:
— Вот с каким человеком я живу под одной крышей!
Тут Сираков устремил убийственный взгляд на подругу своей жизни и воскликнул:
— Изменница! Иуда искариотская!
— Но он же мой брат, Коста… — оправдывалась хозяйка. — Там подарки были от родных, старинные мамины бусы…
— Как выглядит этот сундучок? — спросил я.
— Ну такой четырехугольный, стальной, — Сиракова показала руками размеры сундучка. — Похож на те, в которых торговцы держат днем деньги…
— А вы никогда не заглядывали в сундучок? Семейные драгоценности всегда притягивают.
— Как туда заглянешь? Сундучок открывался шифром. Ну у замочка был шифр. Иначе Иван ни за что не оставил бы его, он такой недоверчивый.
— Да-а… Маленькая услуга, которую вы оказали вашему брату, называется утаиванием доказательств и, естественно, карается законом. Хорошо все-таки, что вы признались. Интересно, что было в сундучке?..
— Не знаю, — пожала плечами Сиракова. — При мне он его не открывал.
— Но вы, наверное, встряхивали его, чтобы проверить, как звенят мамины бусы?
— Ничего там не звенело. Он был так набит, что ничего в нем с места не двигалось. И тяжелый был.
Последняя подробность, видно, разожгла воображение Сиракова, ибо он снова воскликнул:
— Изменница! Иуда искариотская!
— Ну, снова ты, Коста! Он же мой брат! — всхлипывая, возражала хозяйка.
Вскоре мысли ее приобрели более практичное направление.
— Вы, конечно, нашли этот сундучок?
— Пока что нет, — ответил я, — но как только найдем, дадим вам знать… А как случилось, что ваш брат перебрался жить в другое место?
— Потому что он его выгнал! — Сиракова указала на своего мужа.
— Еще бы! Стану я с ним церемониться! — хмуро проговорил муж.
— Моего родного брата выгнал. Вы представляете? — объясняла Сиракова.
— Еще бы! Стану я с ним церемониться! Мне в доме гангстеры не нужны, — снова огрызнулся муж.
— Как он вел себя, живя у вас? — спросил я.
— У нас! — воскликнул Сираков. — Никогда он здесь не жил. Я сразу же велел ему поселиться на чердаке.
— Представьте себе, он так и сделал! — добавила хозяйка. — У моей дочки под крышей ателье, и он, мой муж, представляете, заставил моего брата ютиться в комнате при этом ателье!
— Я не твой, пойми же наконец! — чуть ли не взревел Сираков.
— Хорошо, хорошо) — успокаивал его я. — Этот вопрос бы уточните наедине. — Потом снова обратился к женщине: — Но вы хотя бы разговаривали с Медаровым?
— Разумеется, он же мой брат.
— Да, это мы уже уточнили. Скажите лучше, о чем вы говорили?
— Разве я помню, товарищ… — Женщина беспомощно смотрела на меня своими жалобными глазами.
— Может быть, он вспоминал что-нибудь о Таневе? — попробовал я помочь ей.
— Вспоминал, конечно! Он только об этом и говорил: как бы ему узнать, где прячется Танев.
— Где прячется? — повторил я ее слова.
— Да. Где прячется. Он говорил еще, что Танев ему должен и теперь, узнав, что Иван вышел из тюрьмы, прячется, чтобы не отдавать долга.
— Да, долг! — вмешался Сираков, пренебрежительно взмахнув рукой. — Краденое не поделили! Знаю их: гангстеры!
— Ну и дальше? Ваш брат узнал в конце концов, где прячется Танев? — обратился я к хозяйке.
— В том-то и дело, что ничего не узнал, — вздохнула Сиракова. — Ему удалось найти только этого Илиева, их бывшего шофера. И сразу же он перебрался к нему.
— Значит, вы его не выгоняли? — сказал я Сиракову.
— Ну, до драки дело не дошло, — огрызнулся он. — Я человек воспитанный, деликатный, я выжил его своей ненавистью, пренебрежением духа, недостижимым для этого пигмея!
— Гм, это уже кое-что.
— Да. Хотя, если поступать по библейским примерам, его стоило уничтожить.
— Избегайте библейских примеров, — посоветовал я. — С некоторого времени они не больно-то в чести.
— Его следовало уничтожить, — повторил хозяин. — Так, как он когда-то уничтожил философа Косту Сиракова. Присутствовать на грандиозном процессе, происходящем в нашей жизни, и не участвовать в нем — ну как это можно?
— Кто же вам не дает? — удивился я. — Кто вам мешает?
— Как это кто мне мешает? Разве бухгалтеры принимают участие в исторических процессах?
— Не всем же писать шедевры, — проговорил я, утешая его. — Иначе кто будет их читать?
