Эмилио Сальгари - Талисман
За сутки мы пережили уже столько, сколько другим не приходится переживать за долгие годы.
За судном, на котором мы плыли в качестве пассажиров, гналась правительственная канонерка и осыпала нас гранатами. На борту «Кабилии» вспыхнуло восстание, и мы рисковали быть перебитыми если не взбунтовавшимися матросами, то друзьями капитана, который ничуть не лучше своих матросов-дикарей.
Как мы не потонули, я до сих пор не понимаю.
Едва мы ступили на землю, как подверглись нападению хищных зверей, пережили целый ряд опасностей.
Вот вы с Янко выбрались из недр земли. И что же? На первом же шагу пролита кровь, и кровь не какой-нибудь гиены или шакала, а кровь человеческая.
А что впереди?
Ведь впереди — странствование по дебрям и трущобам, заселенным отчаяннейшим сбродом, отщепенцами, отбросами человечества, кровожадными, не знающими, что такое жалость и пощада, рифами.
Те ужасные опасности, значение которых мы еще не оценили, дитя, потому что еще слишком близки к ним, те опасности, которые пережиты нами вчера и сегодня, — кто знает? — быть может, это только прелюдия, предисловие. Это только цветочки, а ягодки еще впереди!
И вот я хочу спросить тебя, Заморра: во имя чего все это?
Хитана молчала. Подождав и не дождавшись ответа, Карминильо продолжал:
— Я знаю, ты говорила, что ищешь какой-то фантастический сказочный талисман какого-то легендарного вождя твоего племени, будто бы схороненный на вершине горы Гуругу. Зачем тебе этот талисман?
— Зачем? — нетерпеливо пожав плечами, отозвалась девушка.
— Да, зачем? Разве ты не могла бы прожить без этого талисмана? Разве он даст тебе счастье?
— Ты ничего не знаешь! — задумчиво вымолвила хитана. — Ты ведь не принадлежишь к нашему племени, и ты не знаешь наших нравов, обычаев, наших традиций…
— Уже давно отживших свой век, уже давно мертвых!
— Нет, они живы! — страстно воскликнула девушка. И потом, сжимая руки, добавила шепотом:
— Я имею право, я должна, и я буду царицей цыган Испании!
— Это тебе нужно? — грустно произнес Карминильо, снимая руку с плеча девушки.
Глаза хитаны сверкнули гневом, но через секунду черты ее лица смягчились. Облако грусти словно вуалью окутало прекрасное лицо.
— Ты — не нашего племени, друг! — чуть слышно сказала она полным грусти голосом. — Я не имею права посвящать тебя в наши тайны, тайны племени! Когда-нибудь, может быть, все узнаешь… Если только захочешь.
Теперь же… теперь могу сказать тебе только одно: или талисман — или смерть!
Да, с вопросом о талисмане для меня связан вопрос жизни и смерти!
Удовольствуйся этим и… и не расспрашивай меня больше!
Если тебе уже наскучило быть вместе со мной, помогать мне — ты, конечно, свободен. Ведь я не связала тебя ни клятвой, ни даже обещанием.
Когда мы с тобой познакомились в Гранаде и ты… и ты заинтересовался… моей судьбой, я сказала тебе откровенно, что мне предстоит выполнить трудную, почти неразрешимую задачу.
Ты пожелал помочь мне в осуществлении задуманного. Я отговаривала тебя, указывая на те опасности, которые будут встречаться на нашем пути. Но ты настоял на своем и последовал за мной.
Если ты сегодня, одумавшись, покинешь меня, я скажу только одно: «Он совершенно прав!»
— Но я не собирался покидать тебя, Заморра! — ответил Карминильо. — Я просто хотел предложить тебе отказаться от попытки добыть этот твой талисман!
Мы без особого труда можем спуститься к морскому берегу в том месте, где находится разбитая орка.
Я глубоко убежден, что, как только рассветет, испанская канонерка вернется туда, чтобы узнать об участи груза контрабандиста. Нам без всякого труда можно будет подать сигнал, канонерка спустит лодку, нас подберут, мы окажемся в полной безопасности и сможем вернуться на родину.
— Без талисмана я не могу вернуться в Испанию! — мрачно сказала Заморра. — Или талисман, или смерть!
— Тогда пусть будет по-твоему! Но я тебя не оставлю, пока ты не будешь в полной безопасности!
— Спасибо, друг! И верь — мы выйдем целыми и невредимыми из всех опасностей, мы победим все препятствия, мы вернемся на родину!
— Твоими устами да мед пить! — усмехнулся Карминильо. — А впрочем… Впрочем, почему бы и нет?
Мы с Педро — вольные птицы. Мы шляемся по Испании, старое доброе время бродили толпами студенты Саламанки, слагая и распевая романсы, мы живем, в сущности, такой же жизнью, какой живете вы, дети таинственного, загадочного племени.
Почему же нам с Педро и не испытать кое-чего в этой странной затее, в этих поисках вашего цыганского талисмана?
Вперед, дитя!
— Вперед! — ответила, поднимаясь, хитана. — Солнце всходит. Ночь ушла, день приходит! В путь!
Педро, зевая, поднялся со своего неудобного ложа.
— Эх, выпил бы я сейчас горячего кофейку! — вымолвил он мечтательно. — Да закурил бы сигару…
— Сигары у меня еще есть! — отозвался Карминильо. — А насчет кофейку — не обессудь. Когда доберемся до Мелильи7, быть может, там ты отыщешь кофе. Но тут, в горах…
— Ну, ну! Пошел уже читать нотацию! А где четвертый член благородной компании?
— Я здесь, сеньор! — отозвался Янко, также поднимаясь и направляясь к тому месту, где был привязан в кустах верблюд. Секунду спустя оттуда донесся отчаянный крик цыгана:
— Стой! Стой, разбойник! Что ты делаешь? А, так на же тебе! Следом грянул выстрел и из кустов поднялся клуб порохового дыма.
В мгновение ока все были на ногах и с ружьями наперевес кинулись на помощь Янко, по-видимому, встретившемуся в кустах с каким-то врагом.
— В чем дело? — допытывался у цыгана Карминильо.
— Вон, вон он! Стреляйте! Стреляйте! О зверь, о злодей! О гнусный убийца! — метался и вопил Янко.
— Кто? Что случилось?
— Араб в сером плаще. Он хотел зарезать нашего махари! Если бы я не подоспел… Но он все же перерубил верблюду одну ногу.
В самом деле, смертельно испуганный махари метался, оглашая воздух стонами и жалобным криком. Из его глаз текли крупные слезы. Из левой задней ноги фонтаном била алая кровь, орошая, словно росой, цветы и камни. Минуту спустя верблюд, истекая кровью, тяжело рухнул на землю и испустил дух.
— Он подкрался, как змея, как проклятый скорпион, и погубил нашего верблюда! И потом уполз вон туда!
Карминильо бросился по направлению, указанному цыганом, но сколько ни напрягал взор, не мог открыть ни малейшего следа пребывания бежавшего араба.
— Худо дело! — вымолвил Карминильо озабоченно. — При помощи верблюда мы могли достигнуть за три дня вершины Гуругу. Теперь, дай Бог, доберемся туда на шестой или седьмой день.
— Но мы доберемся! — голосом, полным решимости, отозвалась хитана. — И, в сущности, верблюд вовсе не был нам нужен.
