Майн Рид - Молодые невольники
В эту минуту появилась новая личность: молодой человек, который, насколько мог заключить Билль, пользовался у них некоторым уважением. Билль подумал, что это должен быть посредник. Каково бы ни было сделанное им предложение, оно, казалось, удовлетворило обе враждующие стороны, и они, по-видимому, приготовились разрешить спор другим способом.
Оба шейха направились в сопровождении своих сторонников к ровному песчаному месту возле лагеря. На песке был начерчен четырехугольник, в котором сделали рядом несколько маленьких, удлиненных углублений; потом оба соперника сели каждый на своей стороне. В руках у них были маленькие комочки, скатанные из верблюжьего помета, которые были затем помещены в углубления, и началась игра, так называемая хельга.
Ставкой был Билль.
Игра состояла в перемещении шариков из одного углубления в другое, вроде того, как при игре в шашки. Ни одним словом не обменялись противники. Они сидели на корточках один против другого с такими же серьезными лицами, как два игрока в шахматы. Когда партия была окончена, шум поднялся снова; послышались восклицания торжества со стороны победителя и его сторонников и проклятия среди сторонников проигравшего. Таким образом, Билль узнал, что он принадлежит черному шейху. Впрочем, последний пришел тотчас же за ним.
Но, вероятно, ставку сделали на моряка без одежды, потому что его в ту же минуту раздели до рубашки, и все это было отдано другому шейху.
Потом старого Билля отвели в палатку его хозяина и поместили в качестве новой добычи на куче предметов, находившихся у входа.
Глава 6. СЛЕДЫ БИЛЛЯ
Во время игры Билль служил предметом любопытства для женщин и в особенности для детей. Моряк, полумертвый от голода, напрасно выражал знаками свое страдание. Впрочем, равнодушие толпы его не особенно удивляло: он слишком хорошо знал характер этих сирен Сахары и манеру их обращения с несчастными, попадающими к ним в руки.
В то время, как на голову Билля сыпались всевозможные ругательства, когда одни засыпали ему глаза пылью и плевали в лицо, более жестокие били его палками, царапали и кололи, дергали за баки так сильно, что чуть не вывихнули ему челюсти, и пучками вырывали волосы из головы.
Напрасно старый морской волк отвечал им самой энергичной руганью, напрасно кричал им: «Оставьте меня!» Его яростные крики, его призывы только возбуждали палачей. Одна женщина особенно выделялась своим остервенением. Ее звали Фатима. Несмотря на такое поэтическое имя, это была одна из самых страшных фурий, когда-либо виденных моряком. Ее два глазных зуба торчали так сильно вперед, что она почти не могла закрыть рта и видны были зубы верхней челюсти. Судя по ее костюму и манерам, можно было угадать в ней жену властелина, султаншу.
И действительно, когда черный шейх пришел взять Билля, чтобы уберечь от возможной порчи свою новую собственность, Фатима последовала за ним в его палатку с таким видом, который говорил, что она если и не любимая, то во всяком случае старшая жена в гареме шейха.
А теперь вернемся к мичманам. Их смех был непродолжительным: он прекратился с исчезновением Билля. Тогда все трое остановились и посмотрели друг на друга с беспокойством.
Было ясно, что мехари понес Билля: крики и призывы моряка доказывали, что корабль пустыни не слушается своего седока.
Мичманы стали советоваться: дожидаться ли им тут возвращения Билля или же идти по его следам, чтобы попытаться к нему присоединиться? Быть может, он не вернется? Если мехари увез его в лагерь дикарей, то, по всей вероятности, его задержат как пленника; но неужели же он настолько прост, что позволит мехари увезти себя к своим врагам?
Трое молодых людей во время совещания неподвижно стояли на одном месте, устремив глаза на ущелье, через которое исчез мехари. Светлые лучи месяца скользили по белому песку. Вдруг им показалось, что они слышат голоса и крики животных. Колин утверждал, что они не ошибаются. Если бы не беспрерывный шум волн, докатывавшихся почти до того места, где они стояли, то у них не могло бы оставаться ни малейшего сомнения на этот счет. Колин объявил, что эти нестройные звуки несутся из лагеря. Его товарищи, знавшие, какой у него тонкий слух, поверили его словам.
Итак, они не должны были оставаться там, где были. Если Билль не возвратится, то долг обязывал их идти его искать. Если, наоборот, он к ним вернется, то, без сомнения, они встретят его в том проходе, через который умчался верблюд.
Когда этот вопрос был решен, трое мичманов пустились в путь в глубь континента.
Они двинулись вперед с осторожностью. Колин в этом случае заменил собою осторожного Билля. У молодого англичанина не было такого, как у него, недоверия к «туземцам», а что касается О'Коннора, то он упорно продолжал думать, что опасности большой быть не могло.
— Колин предполагает, — сказал Теренс, — что слышит голоса женщин и детей; наверное, рассказ о жестокостях, которые им приписывают, только россказни моряков. Если недалеко лагерь, пойдемте туда, попросим пристанища. Разве вы ничего не слыхали об арабском гостеприимстве?
— Он прав, — добавил Гарри.
— Вы не знаете того, что я читал и слыхал о них от свидетелей-очевидцев, — продолжал Колин, — не знаете даже того, о чем я могу судить сам. Тсс! Слушайте…
Молодой шотландец остановился. Его товарищи сделали то же самое. Слышны были крики женщин, детей и животных. Это было в то самое время, когда оба шейха спорили из-за Билля; но вслед за этим шумом наступила глубокая тишина; в это время шейхи как раз играли в хельгу.
В эту минуту затишья мичманы продвинулись вперед по оврагу и проползли между холмами, окружавшими лагерь; скрытые ветвями мимозы, они могли видеть все, что происходит в лагере посреди палаток.
Тут они признали вполне справедливым опасение, выраженное Колином. Билль предстал пред ними посреди женщин или, скорее, шайки мегер, которые не знали границ своей ярости.
Трое молодых людей шепотом передавали друг другу свои впечатления. Оставить старого товарища в таких руках было не по-товарищески, все равно что покинуть его на песчаной косе под угрозой утонуть во время прилива; даже хуже, потому, что волны казались менее страшными, чем эти арабские ведьмы.
Но что они могли сделать, вооруженные своими маленькими кортиками, против такого большого количества врагов? У тех у всех были ружья, мечи; было бы безумием попытаться освободить Билля.
А потому следовало предоставить моряка его судьбе. Молодые люди могли только молиться за него и, к сожалению, ничего больше!
Они должны были думать только о том, чтобы расстояние между ними и арабским лагерем стало как можно больше.
