Владимир Долин (Белоусов) - Чоновцы на Осколе
«Не запрятано ли там еще что-нибудь? Тщательно ли Женька обследовал подпол?» — подумал Василий. Ему хотелось самому заглянуть под беседку. Он достал из кармана перочинный нож, раскрыл его и, поддев половицу, попробовал приподнять ее. Стальное лезвие ножа хрустнуло и, полетев вниз, звякнуло, ударившись обо что-то твердое. Половица крепко сидела в своем гнезде. Василий осмотрелся кругом, но под руками не нашлось ничего подходящего, чем можно было бы приподнять доску.
«Придется это дело отложить до завтра, — с огорчением подумал Василий. Но тут же его встревожил вопрос: — А что, если тем, кто запрятал сюда оружие, оно потребуется сегодня? Придут ночью и заберут!.. Надо немедленно сообщить об этом Стрижову!..»
Возвращаясь домой, Василий встретился на крыльце с хозяйкой.
— Однако вы, молодой человек, очень жестоки. Так отдубасить своего родного братца! — заметила она и снисходительно добавила: — Впрочем, он получил по заслугам. Очень уж разболтался мальчишка, целыми днями и ночами носится за комсомольцами... А вы надолго к нам?
— Не знаю... Немного поживу, если ничего не случится... А то подамся дальше. Неспокойно тут у вас. Осточертело все. Белые, красные. Залег бы в медвежью берлогу, пока все это не кончится... Есть у вас тут лес близко? — оглядываясь по сторонам, неожиданно спросил Василий.
Хозяйка после минутного раздумья, окинув Василия с ног до головы внимательным взглядом, словно она его в первый раз увидела, сказала:
— На днях у меня будет один мой знакомый. Он отлично знает всю округу. Я вас познакомлю с ним.
— А когда на днях?
— Может быть, даже сегодня или завтра. Я вас позову, когда приедет...
— Очень, очень буду вам обязан!
Хозяйка осмотрелась кругом и, убедившись, что поблизости никого нет, тихо сказала:
— На улицу не показывайтесь. По вечерам патрули ходят, документы проверяют...
Она спустилась с крыльца и, удаляясь к амбару, запела:
Белой акации гроздья душистые
Вновь ароматом полны...
— За что же ты так Женюшку отколотил? Два года не виделись, ни одного дня не проходило, чтобы он не вспоминал тебя, а ты его в первый же день так обидел, — упрекнула Василия мать.
Лицо ее было опечалено.
«Переиграл парень!» — с болью в сердце подумал Василий, тронутый огорчением матери.
— Где он?
— В кабинете Ивана Яковлевича уроки делает.
— Ты не огорчайся, — обнимая и целуя мать, сказал Василий. — Мы поссорились, мы и помиримся. Я сейчас все улажу.
— Скоро ужинать будем. Скажи ему, чтобы никуда не уходил.
— Не беспокойся мама, я его сегодня никуда из дома не отпущу...
Женька сидел за большим письменным столом и решал задачи.
— Ну, кому это сейчас нужно? — увидев Василия, он ударил задачником о стол. — Ребра сейчас считать надо у всякой белогвардейской сволочи, а не арифметикой заниматься!
— Ну, в этом ты не прав. Арифметика везде нужна. И в военном деле без математики не обойдешься, в особенности в разведке и в артиллерии, — заметил Василий, опускаясь на широкий кожаный диван. — Вот мне бы сейчас за парту... Кончится война, пойду на инженера учиться или на красного офицера.
— А кому нужны будут после войны красные офицеры?
— А кто, по-твоему, социалистическое государство от врагов революции защищать будет? Вот и выходит — нужны будут красные командиры. Так нам в полку комиссар говорил. А ты на кого учиться будешь?
— На доктора, лечить вас всех буду, или на пчеловода, буду всех медом оделять...
— Сладкую жизнь нам устроишь, это неплохо. Сладкое ты любишь. А вот что ты с матерью делаешь, орел?
— А что? Чего я наделал? — собирая со стола учебники, удивленно спросил Женька.
— Как чего? Ты ей наплел на меня черт знает что!
— Да сам же ты велел. Чудно только получилось. Иду я как дурак из бани с вымазанной мордой и хнычу. Хозяйки на дворе не видно. Прошел я мимо ее окон, поднимаюсь наверх, а она у нас на кухне с мамашей сидит разговаривает. Ну, мать увидела меня такого и сразу в слезы. «Кто же это тебя так, сыночек?»
Я и сказал, что ты меня ни за что ни про что отлупил до полусмерти. Хозяйка мамашу даже утешала, говорила: «Это ему на пользу пойдет!» Буржуйка чертова! Слышишь, поет! Это она от радости, верно, что мне влетело.
— Вот что, Женя, гранаты припрятал кто-нибудь из родственников или знакомых хозяйки. Она, может, сама не знает. Вспомни, кто еще, кроме землемера, бывает у нее?
— Ну, разные знакомые, соседи, поп с дьяконом заходят, но эти все днем бывают, а ночует у нее только землемер. Правда, мама говорила, будто видела сына хозяйского — офицера, только я думаю, ей с испугу померещилось. Наверное, этого самого землемера и видела.
— Ну, об этом я маму сам расспрошу. А ты мне скажи вот что: можешь ли провести меня в ревком садами?
— Могу. Если надо, идем сейчас, а то будет поздно, без пропуска и не пройдешь.
— Пройдем... Нам нужно только со двора уйти, когда стемнеет, чтобы никто не увидел...
— Тогда давай устроимся спать в чулане. Я летом всегда там спал. А сейчас тепло. Из чулана уйдем, и мать не заметит...
После ужина, пока Женька устраивал ночлег в чулане, Василий расспросил мать о хозяйском сыне.
— Видела я его в прошлую субботу. Собралась я уж лечь, да вспомнила, что белье не сняла. От дровяного сарая до конюшни через двор веревка у нас протянута, там оно и висело. Спустилась я с крыльца, иду к сараю, вижу, под одной из простыней возле сарая сапожищи со шпорами торчат и слышу голос знакомый: «Мама, это ты? Топо-р-р и клещи взяла?» По голосу-то я его сразу и опознала, разбойника. Рычит он сильно, букву «р» на версту растягивает. Бывало, когда их штаб при белых тут стоял, на весь дом его голос гремел: «Р-р-растр-р-реляю!»
Услышала я это рычание, сразу у меня ноги подкосились. Затрясло всю. «Неужто, — думаю, — белые опять заявились?» И белье не стала снимать. Повернула — и ходу, на крыльцо на четвереньках влезла. А он мне вслед: «Чего там еще, р-р-ра-каль-я, забыла?» — это он так маменьку свою величает.
Не помню, как и до постели добралась. Не за себя, за ребятишек было страшно. Про него говорят, будто он детей, сироток красноармейских, из зыбок за ножки брал и — головой об стенку...
— Ну, мама, на ночь такие страсти не вспоминают. Верно Женька сказал, что тебе показалось. Белая армия далеко. А в одиночку, какой бы он душегуб ни был, не осмелится сюда заявиться. А явится, мы ему место найдем!.. Давайте ложиться спать, устал я.
ГЛАВА V
У Стрижова только что закончилось заседание ревкома. Проветрив от едкого махорочного дыма кабинет, он прилег на диван отдохнуть. Но поспать ему не пришлось. Вошел дежурный и доложил о приходе Василия Терехова.
