Юрий Ищенко - Черный альпинист
Те снова вывели вертолет на лежащее распластанное тело, и пулеметная очередь прошила ноги Альпинисту; безвольное тело лишь подрагивало от разрывов пуль.
Никто и не мог при всем желании заметить, как далеко и высоко от них, на две тысячи метров выше, почти с самой ножевой вершины Жингаши пошел вниз снег. Легкая пыль закурилась над пиком, снег, собираясь в огромный вал, несся вниз по отвесной стене. Это взрывы сделали свое дело.
Они уже зависли над Альпинистом, выбросили лестницу, и первый десантник стал спускаться вниз. Концы лестницы болтались по камням, хлестали по залитому кровью телу. Как вдруг маньяк снова ожил, отжался от земли на руках и что-то громко и яростно закричал.
— Мужики, богом клянусь, он матом шпарит… — прошептал, выглядывая из кабины, пилот.
Альпинист ухватился рукой за лестницу, подтянул неподвижное тело, достал стропу второй рукой и на руках, медленно и мучительно изгибаясь, раскачиваясь, пополз по лестнице к вертолету.
— Взлетай, скорее! — кричал тонким от страха голосом десантник, пробуя башмаком пнуть, сбить подбирающегося Альпиниста.
Но Альпинист будто потерял всякий страх и чувствительность, — ботинок, подбитый железом, бил, сминал ему голову, а он лез, пока не схватил десантника за ногу. И тут же мгновенно сдернул, — и кричащее тело полетело вниз, в снежные вихри, умирать. Из кабины наперебой, толкаясь, высовывались спецназовцы, палили из автоматов, пистолетов, стрелок перекосил станину, направил вниз ствол пулемета и тоже начал бить очередями.
— Да режьте веревку, лестницу, вояки дерьмовые, — орал им штурман.
И в этот миг сверху закрыла солнце и тут же страшно ударила по вертолету лавина.
Как легкую игрушку из бумаги, огромную мощную машину смяло, сплющило, уничтожая копошащихся внутри насекомых, бросило в сторону. Еще бешено молотили тонны снега лопасти, еще зачем-то давил на гашетку стрелок, а машина уже перестала быть машиной — стала рваным куском железа. Ударилась о плато, но падающие сверху толщи льда, камней и снега вышибли железо дальше, на край плато, на полтысячи метров, и там уже, упав с огромной стенки, остатки вертолета рванули, вспыхнули тысячью обломков, пустив вверх, к плато, великолепный факел из топливных баков.
Мужики в уцелевшем вертолете все это видели. Потрясенные, молча переглядывались. Лишь Пабст снова и снова бил рукоятью пистолета по спине пилота:
— К скалам, к скалам, сказал тебе. Огонь, мы должны его пришить.
— Начальник, слышь, ракет нет, патронов к пулеметам нет, снарядов нет, гранатометы использовали. На фиг нам продолжать? — осторожно спросил командир взвода.
— Вплотную подлетим, найдем его и из автоматов достанем!
— Чудак полковник, ты пойми — я же лопасти покрушу! — пытался, пригибая голову от ударов, объяснить пилот.
— Стреляю: раз, два…
Вертолет нехотя, боком придвинулся к скалам. Из расщелины вылез окровавленный Тахир, уже не таясь, стоя на коленях, всадил очередь в вертолет. Охнул, откинувшись, стрелок — на лбу зияла аккуратная дырочка. Пабст и спецназовцы пуляли по Тахиру, на его груди расцвело несколько красных ярких цветков.
— Сволочь, на, получи, я достал тебя! — орал обезумевший Борис.
И тут резким свистящим грохотом ударило всем по ушам, вертолет, как корыто в воде, опрокинулся в воздухе, повалился вниз.
— Получил, сука, ты этого хотел?! — пилот то ли ревел то ли смеялся. — Лопасть отлетела, угробил нас, фуфло в погонах.
Пабст хотел его пристрелить, но не успел нажать на курок — ему в спину всадил подряд три пули командир взвода. Пабста оттащили к дверце и сбросили вниз. А вертолет, брыкаясь, опадая в ямы и подскакивая на горках, невидимых для людей, медленно и обреченно начал спускаться вниз, в долину.
— Неужели раньше не могли прикончить? — прошипел пилот солдатам. — Если не сядем, всех в аду достану, сукины деточки…
Постепенно над плато рассеивались дымы, погасли костры на месте крушения вертолета. Новый свежий снег прикрыл все раны, всю кровь и тела, оставшиеся здесь. Жингаши заново прихорошился и засверкал удовлетворенно, мирно и спокойно под высоким, ярчайшим горным солнцем.
Эпилог
ТЯНЬ-ШАНЬ
(Апрель 1994 года)
«Уезжай, уезжай, уезжай,
так немного себе остается,
в теплой чашке смертей помешай
эту горечь, и голод, и солнце.
Что с ней станет, с любовью к тебе,
ничего, все дольешь, не устанешь,
ничего не оставишь судьбе,
слишком хочется пить в Казахстане»
Ничего другого так не ждала, никогда, как весны в этом году. А сегодня с утра почувствовала, что пахнет теплой землей, в речке воды стало в два раза больше. Под елью, сквозь сухую хвою пролез первый росток лопуха. На жирном, важном черноземе нашла два первых подснежника. Маленькие, с чистыми чуть голубоватыми бутонами — чудом удержалась, чтобы не сорвать. Сын, неукротимый негодник, нашел их после нее, а сорвал первым. Прибежал, показав в кулачке уже смятый стебелек.
— Мама, я первый нашел!
— Нет, я их уже видела, у трех рыжих камней, да? Я срывать пожалела.
— Ты не хитри! Договорились, кто найдет и принесет, тот посуду не моет! Будешь обманывать, папе скажу, а он выздоровеет и как задаст тебе.
Марина не выдержала, с намерением задать по загорелой попе сына вышла из кухни за порог. Но Тимурка уже вовсю удирал по лесу: босой, голенький, если не считать шорт, перешитых из ее износившейся рубахи. Она бы его догнала, бегала не хуже шестилетнего сына. Но на завтра назначили выход, а дел и сборов никак не уменьшалось…
В те дни они с Евсеем и сыном прятались в зарослях облепихи, в оврагах на подступах к плато Жингаши. Тимурке скармливали мороженые ягоды, намешивая их с сахаром, а сами следили за военными. Они прилетели на вертолетах, с собаками, десятки и десятки людей. Копались в завалах снега на плато, в обгорелых остатках разбившегося вертолета. Находили и доставали из завалов трупы, подолгу собирая, иногда по кусочкам, каждый.
Когда нашли Черного Альпиниста, чудом сохранившегося лучше других (его труп упал в стороне от взорвавшегося Ми-24), Евсей заплакал, а Марина шепотом умоляла его остаться, не выдавать их, не кричать. Старику хотелось отнять тело…
Потом, через месяц, сходив в город на разведку и за продуктами, он рассказал ей, какое шоу устроили власти с истерзанным трупом Сашки: возили на грузовике по площадям, показывали подолгу по всем каналам городского телевидения, почти в обнимку с изуродованным телом без устали позировал Бекболат Амиртахович. А после него — и все остальные министры. Словно весь город страдал некрофилией. Напоследок останки бросили толпе на площади Республики, люди, молодые и старые, рвали мертвого на куски, на клочья, пока от Сашки ничего не осталось…
