Джон Ле Карре - Команда Смайли
Своим спокойствием он только подлил масла в огонь.
– Вы хотите, чтобы я сказал это моей жене? Григорьевой? Вы думаете, она мне поверит? Она тут же побежит докладывать послу: «Посол, мой муж сбежал! Найдите его!»
– Курьер Красский каждую неделю привозит вам указания из Москвы, верно? – спросил Смайли.
– Комиссару все известно. – Григорьев опять обратился к Тоби и провел рукой по подбородку. – Если ему все известно, почему он сам не поговорит с Григорьевой?
– Вы должны говорить с ней официальным тоном, советник, – предупредил Смайли. – Не называйте Красского по имени, но намекните, что он велел вам встретиться с ним для секретного разговора где-то в городе. Возникло срочное дело. Красский изменил свои планы. Вы понятия не имеете, когда вернетесь домой или что он от вас хочет. Если она начнет возражать, сделайте ей выговор. Скажите, что речь идет о государственной тайне.
Они смотрели, как он волновался, как раздумывал. Наконец на его лице появилась легкая улыбка.
– О государственной тайне, – повторил как бы про себя Григорьев. – О государственной тайне. Вот именно.
Он решительно шагнул к телефону и набрал номер. Тоби встал рядом, нацелив руку на аппарат, чтобы разъединить разговор в случае, если Григорьев попытается устроить какой-то трюк, но Смайли отрицательно покачал головой, давая понять Тоби, что это лишнее. Они услышали голос Григорьевой, она сказала по-немецки: «Да?» Услышали, как Григорьев храбро ей ответил, а затем жена – все это зафиксировано на пленке – резко спросила, где он. Они увидели, как напрягся Григорьев и, вздернув подбородок, придал лицу официальное выражение; они услышали, как он коротко отрезал несколько фраз и задал вопрос, на который, судя по всему, не получил ответа. Они увидели, как он повесил трубку, глаза у него сверкали, он даже порозовел от удовольствия и взмахнул короткими руками, как человек, одержавший победу. А затем, не успели они опомниться, как он расхохотался густым смехом, звучавшим долго – то громче, то тише. И все вдруг начали почему-то смеяться вместе с ним – и Скордено, и де Силски, и Тоби. А Григорьев тряс Тоби за руку.
– Сегодня мне очень нравится конспирация!.. – воскликнул Григорьев между взрывами смеха. – Сегодня конспирация – просто красота!
Однако Смайли не разделял общего веселья. Намеренно приняв на себя роль охотника, он сидел, переворачивая страницы блокнота и дожидаясь, когда кончится ликование.
– Вы сказали, что к вам обратились сотрудники Тринадцатого управления, – продолжил Смайли, когда смех наконец стих. – Известного так же, как Управление Карлы. Продолжайте, пожалуйста, ваш рассказ, советник.
Глава 25
Почувствовал ли Григорьев возникшую вокруг него настороженность – то, как вдруг все застыли? Заметил ли он, как Скордено и де Силски перевели взгляд на бесстрастное лицо Смайли и уже не отводили от него глаз? Как Маккрейг молча выскользнула на кухню, чтобы проверить свои магнитофоны на случай, если по воле некоего злобного Бога и основное записывающее устройство и запасное оба вышли из строя? Заметил ли он, как Смайли почти по-восточному стушевался физически – тогда как интерес его обострился, – как весь он словно бы пропал в складках широкого пальто из коричневого твида, как не спеша, лизнув большой и указательный пальцы, он перевернул страницу?
Во всяком случае, Тоби все это заметил. Тоби в своем темном углу у телефона занимал такую позицию, откуда можно было беспрепятственно за всеми наблюдать, оставаясь, по сути дела, незаметным. Даже муха не пролетела бы, не удостоившись пристального внимания Тоби. Он даже описал свои чувства: как стало невыносимо жарко шее под воротничком, как к горлу и желудку подкатил ком – Тоби не только терпел все эти неудобства, но накрепко их запомнил. Ощущал ли Григорьев эту атмосферу – другой вопрос. Скорее всего, он был всецело поглощен своей заглавной ролью. Удачно прошедший телефонный разговор влил в него новые силы и возродил уверенность в себе – недаром, получив право голоса, он начал не с Управления Карлы, а с описания своих доблестей в качестве любовника Крошки Наташи.
– Людям нашего возраста необходима такая девчонка, – подмигнув, пояснил он Тоби. – С ними к нам возвращается молодость!
– Прекрасно, итак вы прилетели в Москву один, – раздраженно заметил Смайли. – Началось совещание, вас вызвали для разговора. Продолжайте отсюда, пожалуйста. Как вы понимаете, у нас не целый день в запасе.
– Совещание началось в понедельник, – покорно возобновил свой рассказ Григорьев. – В пятницу днем я заглянул к себе в общежитие, чтобы собрать кое-какие вещички и отправиться на квартиру к Евдокии на уик-энд. Вместо этого, однако, меня ждали трое, которые безо всяких объяснений – совсем, как вы, – бросил он взгляд на Тоби, – велели мне сесть в машину, уведомив только, что я требуюсь для специального задания. В пути они сообщили мне, что работают в Тринадцатом управлении Московского Центра, которое считается в официальной Москве элитарным. У меня создалось впечатление, что это ребята интеллигентные, выше среднего уровня людей своей профессии, который, не говоря о вас, сэр, не слишком высок. У меня сложилось впечатление о том, что они, очевидно, офицеры. Тем не менее я не волновался. Я решил, что мой профессиональный опыт потребовался для каких-то тайных целей – только и всего. Они держались любезно, и это мне даже несколько льстило...
– Вы долго ехали? – прервал его Смайли, продолжая записывать.
– Через весь город, – неопределенно махнул рукой Григорьев. – Через весь город, потом по сельской местности, пока не стемнело. И наконец приехали к такому маленькому человечку, похожему на монаха, который сидел в маленькой комнате и, судя по всему, был их начальником.
* * *И снова Тоби подтверждает, что Смайли уникально владел собой. «Это стало самым весомым доказательством высокого профессионализма Смайли, – сказал Тоби, – равно как и того, насколько умело он держал в руках Григорьева: на протяжении всего долгого рассказа Григорьева Смайли ни разу ни поспешным наводящим вопросом, ни малейшим изменением тона не отошел от роли бесстрастного наблюдателя, которую с самого начала взял на себя. Джордж, – утверждал Тоби, – не выпячивая себя, держал ситуацию в руках так крепко и так осторожно, „словно яйцо дрозда“. Малейшая оплошность с его стороны могла все погубить, но он этого не сделал. – И в качестве основного примера Тоби зачастую приводил решающий момент, когда в рассказе Григорьева впервые появился Карла. – Любой другой, – сказал Тоби, – при упоминании „о маленьком человечке, похожем на монаха, который, судя по всему, был их начальником“, попросил бы описать его – возраст, ранг, как одет, курил или нет, почему вы решили, что он был их начальником. Но не Смайли. Смайли издал какое-то досадливое восклицание, постучал карандашиком по блокноту и страдальческим тоном предложил Григорьеву отныне и впредь не опускать фактических подробностей».
– Разрешите снова задать вам вопрос. Как долго длилась ваша поездка? Опишите ее, пожалуйста, поточнее, насколько помните, а затем пойдем дальше.
Совершенно сбитый с толку, Григорьев даже извинился. Он сказал, что ехали они на большой скорости часа четыре-пять, возможно, больше. Он сейчас вспомнил, что они дважды останавливались, чтобы облегчиться. Через четыре часа въехали в охраняемую зону («Нет, сэр, никаких погон, одни охранники были в штатском») и проехали еще с полчаса («Сплошной кошмар, сэр»).
Тут Смайли снова возразил, решительно стараясь держать температуру как можно ниже. Какой же это кошмар, пожелал он узнать, если Григорьев только что говорил, что вовсе не боялся?
– Ну, пожалуй, это не было кошмаром, сэр, а скорее, как во сне. – На этой стадии у Григорьева возникло впечатление, что его ведут к помещику – он употребил русское слово, и Тоби перевел, – а он чувствовал себя бедным крестьянином. Поэтому он не боялся, так как не в его власти было контролировать ход событий, а потому и не в чем себя упрекнуть. Но когда машина наконец остановилась и один из сопровождающих положил ему руку на плечо и предупредил – тут его состояние, сэр, в корне изменилось.
«Вы сейчас встретитесь с великим борцом за советскую власть и могущественным человеком, – напутствовал его мужчина. – Если будете держаться с ним неуважительно или попытаетесь соврать, рискуете никогда больше не увидеть вашу жену и семью».
«Как его зовут?» – поинтересовался Григорьев.
Но мужчина без всякой улыбки ответил, что у великого борца за советскую власть нет имени. Григорьев спросил, не Карла ли это, зная, что Карла – кличка начальника Тринадцатого управления. Мужчины снова просто повторили, что у этого человека нет имени.
– Вот тут сон стал кошмаром, сэр, – скромно признался Григорьев. – Меня также предупредили, чтобы я и не мечтал об уик-энде. «Крошке Евдокии придется искать развлечений в другом месте», – добавили они. И один из них хохотнул.
