Луи Буссенар - Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
— Что ж, my dear, я говорю правду, признавая в то же время за ковбоями умение трудиться. Говоря откровенно, понятия о чужой собственности у них самые… широкие, а уважение к чужой жизни… весьма умеренное. Вообще недоразумения между белыми и краснокожими еще не скоро прекратятся, много еще будет с обеих сторон убито народу и много снято скальпов.
— Скажите, пожалуйста, для чего белые делают такую гадость — снимают скальпы? Я понимаю индейцев — для них это трофей, украшение, признак военной доблести. Но не за трофеями же гоняются белые? Что за интерес для них скальпы? Какую выгоду они из этого извлекают? Ведь янки народ практичный.
— Какую выгоду, вы спрашиваете? Обыкновенную, денежную. Ведь женский, например, скальп стоит десять долларов.
— Но убивать женщину из-за сорока франков! Это гнусно. Неужели нельзя просто сбрить ей волосы, если уж так…
— Полные скальпы ценятся дороже. Коллекционеры очень их любят и охотно покупают. У населяющего прерии народца скальпы играют роль разменной монеты. Мужские ценятся дешево — не дороже двух долларов, потому что волосы короче и не годятся для устройства париков и женских причесок. Их покупают только сами индейцы.
— Индейцы покупают скальпы своих? Да что вы говорите?
— Молодой воин не успел еще убить ни одного врага, а хочется украситься скальпом. И вот он покупает скальп убитого за две или три бизоньих шкуры и с торжеством приносит домой. На него тогда уже смотрят как на героя.
— Ну, теперь я понимаю все, даже то, почему индейцы так упорно сопротивляются вашей цивилизации.
Три друга, ведя эту беседу, прохаживались по площади, совершая предобеденную прогулку.
Из школы выбегали ученики, крича, толкая друг друга и рассыпаясь по равнине, точно стая воробьев.
Из школы выбегали ученики, крича, толкая друг друга.
Вдруг они примчались обратно, весело приветствуя многочисленный отряд вооруженных всадников, окружавших какую-то фуру, которую тащили два быка.
— Наша фура! — закричал Андре, не веря глазам.
— Невероятно, но факт, — согласился Фрике. — Где они ее добыли?
— Мы нарочно приготовили вам сюрприз, господа, — сказал кто-то.
Они обернулись и увидели попыхивавшего трубкой кюре.
— Блез, Жильбер и их отец, посланные старым Батистом, как только вы приехали, отправились с полусотней молодцов туда, где с вами случилось несчастье, чтобы похоронить с честью ваших товарищей и спасти, что можно, из имущества. Они привезли фуру и кое-какие вещи.
Быков распрягли и увели, повозку поставили во дворике, примыкавшем к дому, приютившему путешественников. Отец Блеза и Жильбера, Батист-младший, которому было пятьдесят лет, и роста он был почти в сажень, доложил деду об экспедиции.
Батист-младший лицом походил на Батиста-старшего, только был смуглее. К отцу он относился с почтением, словно десятилетний мальчик. Говорил по-английски, радуя этим американца, не понимавшего ни слова по-французски.
По следам охотников Батист-младший со своими воинами добрались до Пэлуз-ривер, переправились и вскоре нашли фуру, брошенную на поляне. Кругом трава сгорела, а так как на месте лагеря ее не было, гореть было нечему, и фура уцелела. Мародеры, спасаясь от пожара, который сами устроили, удалились на юг и еще не успели вернуться, чтобы завладеть ею. Выкопав глубокую могилу, индейцы похоронили убитых ковбоев, а в повозку запрягли приведенных с собой быков и пригнали ее домой.
Андре горячо поблагодарил всех участников доброго дела и занялся осмотром фуры и уцелевших вещей.
Провизия и оружие сохранились. Разбойники, видимо, пробовали рубить дубовые ящики топорами, но твердое дерево не поддалось. Унесли только одежду, сбрую и то, без чего можно было обойтись. Продолжая осмотр, Андре нашел четыре бочонка по пятьдесят литров — грабители их не заметили. Он велел вынести их во двор и дать буравчик или сверло.
— Впрочем, нет, не надо, — сказал он. — У меня есть подходящий инструмент.
Он отошел шагов на двадцать и попросил присутствующих сделать то же.
Вынув револьвер, выстрелил по каждому из бочонков.
На землю полилась душистая жидкость.
— Что вы делаете, генерал? — вскричал раздосадованный американец.
— Видите — расстреливаю бунтовщиков, — отвечал, улыбаясь, Бреванн.
— Да ведь это виски!
— Совершенно верно. Но так как сюда запрещен ввоз крепких напитков, я счел своим долгом уничтожить контрабандный товар.
— Мы ничего не теряем, поскольку не пьем, — вставил свое слово Фрике. — А вы, полковник, поговейте. «Тигровое молоко» слишком вредно для индейцев. С этим нельзя не считаться.
Полковник недовольно промолчал и в знак протеста засунул себе за щеку удвоенную дозу табака, отчего щека вздулась, как при флюсе. Индейцы много смеялись, особенно их развеселила досада американца. После «казни» старый вождь приказал ускорить приготовления к охоте, которой собирался как можно скорее угостить французов.
Он выбрал лучших охотников, вытребовал лучших лошадей, чтобы заменить измученных, опаленных и отчасти «обезноженных» животных своих гостей. На приготовления ушел целый день, на следующее утро из деревни выехала и направилась на северо-запад кавалькада из полусотни всадников под предводительством Батиста-сына, с фурой, запряженной на этот раз лошадьми, так как быки идут слишком тихо, и с тремя легкими повозками местного производства.
В тот же день миновали границу резервации и вступили на дикую, необработанную землю, в прерию.
Перед французами раскинулось необозримое пространство с бесчисленными, ослепительно-яркими цветами, разнообразными животными, чудным свежим воздухом, которым как-то особенно легко и радостно дышится полной грудью.
В тот же день миновали границу резервации и вступили на дикую, необработанную землю, в прерию.
Но это была пока не настоящая прерия — не появилась бизонья трава. Тут росли только красивые цветы, трава же была несъедобной. Полковник сердился и все требовал бизоньей. Подождите, полковник! Будет и она. Увидите вы и настоящую прерию, столь любимую скотоводами, владельцами ранчо, с антилопами, оленями, бизонами.
Французы восхищались роскошной картиной цветущего луга, американец ворчал:
— By God! Конечно, джентльмены, у всякого свой вкус, но я не понимаю, как можно восхищаться никуда не годной травой, где даже лошади ущипнуть нечего. Я не собиратель трав, не ботаник, а охотник.
— Люблю доброго молодца за повадку, — насмешливо сказал Фрике. — Вы, полковник, человек положительный, настоящий американец. Недаром у вас все произведения искусства обложены пошлиной в сорок процентов стоимости. Доллар — вот ваш национальный бог.
