Джек Лондон - День пламенеет
Но слезы снова показались на ее глазах. Она покачала головой, повернулась и вошла на крыльцо.
Глава XX
Когда заработали пароходы и время переезда из Сан-Франциско в Окленд сократилось вдвое, громадные расходы Пламенного уменьшились. Вернее, он мог сократить эти расходы, если бы не вступал сейчас же в новые предприятия. Тысячи его участков уже распроданы, строились тысячи домов. Продавались и места для фабрик и деловых контор в центре Окленда. Все это укрепляло ценность огромных владений Пламенного. Но, как и в старые времена, он не мог остановиться. Он уже начал брать ссуды в банках. Колоссальная прибыль, полученная им от продажи земли, пошла на покупку новых земельных участков, на развитие новых планов. Вместо того чтобы выплачивать старые займы, он делал новые. Он возводил пирамиду в Окленде, как делал это раньше в Доусоне, но теперь он знал, что предприятие солидное — не то, что рискованная авантюра в лагере золотоискателей.
Другие шли по его следам, покупая и продавая землю и используя сделанные им усовершенствования, — конечно, их игра была помельче.
Этого следовало ожидать, и его обычно не раздражали их маленькие выигрыши, полученные за его счет. Однако было и одно исключение. Некто Симон Долливер, человек, имевший для начала капитал и не лишенный сметки и смелости, обещал стать сверхмиллионером за счет Пламенного. Не раз Пламенный сталкивался с ним на своем пути, подобно тому, как и он сам попадался на пути Гугенхаммеров, когда те впервые нацелились на Офир.
Работа на доках продвигалась быстро, но это было одним из дел, поглощающих колоссальные деньги. Окупиться оно могло далеко не так скоро, как организация пароходства. Технические трудности были огромны, земляные работы требовали циклопических[18] усилий. Одни сваи стоили немало. Хорошая средняя свая, к тому времени как она была доставлена, стоила двадцать тысяч долларов, а таких свай нужно было десятки тысяч. Были срублены все рощи эвкалиптов, а из Пьюджет-Саунд сплавлялись вниз по реке огромные плоты из сосновых свай.
Не довольствуясь получением электричества для своих городских железных дорог старомодным способом — силовыми станциями, — Пламенный организовал Электрическую компанию Сиерра и Сальвадор. Дело было поставлено в большом масштабе. В сторону от гор, через долину Сан-Хоакин, среди холмов Костра-Коста было разбросано много маленьких городков и даже один крупный город, куда можно было доставлять электрическую энергию и свет, — таким образом, началась разработка проекта по освещению улиц и домов. Как только закончилась покупка мест для силовых станций в горах Сиерры, туда были отправлены инженеры, и начались строительные работы.
Так шло дело. Он лил деньги непрерывным потоком в тысячу пастей. Но все шло так нормально, что Пламенный, природный игрок, со своим широким и ясным кругозором не мог играть мирно и осторожно. Возможности были большие, а размах у него был всегда один и тот же — широкий размах. И единственный его советник — Ларри Хегэн — не удерживал его от риска. Наоборот, сам Пламенный вынужден был накладывать свое veto[19] на слишком фантастические планы этого даровитого гашишиста. Пламенный не только делал огромные займы у банков и трестов, но и должен был акционировать несколько своих предприятий. Однако он делал это с большой неохотой и большую часть самых крупных предприятий оставил целиком в своих руках. Среди обществ и компаний, куда он весьма неохотно пустил вкладчиков, насчитывались: Общество по сооружению доков, Общество по организации увеселительных парков, Объединенная водопроводная компания, Судостроительное общество и Электрическая компания Сиерра и Сальвадор. Однако в каждом из этих предприятий он имел большую часть акций, поделив их с Хегэном.
И только его дело с Диди Мэзон шло как будто вяло. В действительности же его страсть к ней росла, он только откладывал окончательное разрешение вопроса. Следуя своему сравнению, он вывел заключение, что Случай сдал ему самую замечательную карту из всей колоды, а он только сейчас, спустя много лет, разглядел ее. Эта карта была любовь, и она побивала все остальные. Любовь была лучшим козырем, пятым тузом, «джокером» для некоторых игроков в покер. Это была всем картам карта, и он решил на нее сыграть, когда все карты будут открыты — в момент розыгрыша. Но пока такой момент еще не наступал. Игру нужно было раньше довести до розыгрыша.
Однако он не мог отогнать воспоминаний о бронзовых туфельках, облегающем платье и всей женственной мягкости и податливости Диди в ее хорошеньких комнатах в Беркли. И еще раз, в дождливое воскресенье, он протелефонировал ей, что придет. Снова, как случалось всегда, с тех пор как мужчина впервые взглянул на женщину и попал под ее очарование, — снова пустил он в ход слепую силу мужского принуждения против тайной слабости женщины, влекущей ее к уступкам. Но просить и умолять было не в характере Пламенного. Наоборот, он был властен во всем, что делал, но против его приемов — вкрадчиво-ласковых и своеобразных — Диди труднее было устоять, чем против жалоб умоляющего влюбленного. Сцена закончилась неудачно: Диди, терзаемая своим собственным желанием, в отчаянии от своей слабости и в то же время на нее негодуя, воскликнула:
— Вы убеждаете меня попробовать выйти за вас и довериться случаю в надежде, что все обернется хорошо. И вы говорите, жизнь — игра. Отлично, будем играть. Возьмите монету и подбросьте ее. Выйдет решетка — мы поженимся. А если нет — вы оставите меня в покое и никогда не заикнетесь о браке.
В глазах Пламенного вспыхнул огонек, они загорелись любовью и страстью к азарту. Невольно рука его полезла в карман за монетой, затем остановилась, а в глазах его мелькнула тревога.
— Ну что же! — резко окликнула она. — Не мешкайте, а то я могу передумать, и вы упустите удобный случай.
— Малютка! — Его речь по форме была юмористична, но, в сущности, в ней не было ничего смешного: его мысли были так же серьезны, как и голос. — Малютка моя, я мог бы играть на всем пути от дня сотворения мира до дня последнего суда, я поставил бы ставкой золотую арфу против венца святого, я стал бы метать банк в преддверии Нового Иерусалима или расположился бы с «фараоном» у самых Жемчужных Врат… Но пусть я буду навеки проклят, если ставкой поставлю любовь! Любовь — слишком для меня великое дело, чтобы рисковать. И любовь должка быть делом верным, а между вами и мной она есть наверняка. Если бы у меня было сто шансов выиграть против одного — и тут я бы не рискнул…
Весной разразилась великая паника. Первым предостережением явилось требование банками уплаты по необеспеченным ссудам. Пламенный быстро уплатил по нескольким своим личным векселям, какие были ему предъявлены, затем он понял, что эти требования показывают, откуда ветер дует, и вскоре над Соединенными Штатами пронесется одна из тех ужасных финансовых бурь, о которых ему приходилось слышать. Но какие устрашающие размеры примет эта буря, он предвидеть не мог. Тем не менее он принял все предосторожности, какие были в его власти, и был уверен в том, что устоит.
