Хайнц Конзалик - Человек-землетрясение
– Я выполняю свой долг – не дать распасться заводам. Это я обещал твоему отцу, когда он находился на смертном одре.
– А я выполню свой долг, если все оставшиеся дни употреблю на то, чтобы превратить твою жизнь в ад, да так, что чертям тошно станет! – Боб прислонился к камину. При этом он обдумывал, стоит ли швырнуть в голову Теодору Хаферкампу бокал с виски. Это был бы красивый жест, но не более. Хансен опять бы сыграл роль спасителя, а дядя Тео стал бы мстить. Битва в зале накануне свадьбы – нет, это слишком пошло. Есть лучшие варианты. – Десять тысяч марок в месяц – это уже что-то. Получше, чем у Кайтеля и Клотца в Эссене, то было совсем постыдно. У меня есть другие требования.
– Мы слушаем…
Это «мы» было для Боба ударом ниже пояса. Вот они стояли перед ним… Деловой дядя, менеджер самой суровой школы, носитель патриархальных манер и национал-немецких идей, человек-скала, о которого разбиваются волны прибоя, апостол Петр семьи Баррайсов… А рядом школьный друг, необычайно трудолюбивый, необычайно одаренный, необычайно прилежный – словом, во всем необычный, образец молодой смены, идеал нового поколения предпринимателей, которое исповедует коллективистский дух, а забравшись на вершину, будет управлять так же монопольно, как раскритикованные предшественники. Вечный спаситель! Моралист-онанист. Жених с проникновенным взором. Любовник, становящийся по стойке «смирно» и сначала спрашивающий: «Вы позволите мне, уважаемая, расстегнуть штаны?» А после, слегка расслабившись, спросит: «Дорогая, тебе было приятно?» Новый наследник.
И вот стоит он, последний Баррайс, подлинный наследник этой империи, извращенный декадент, глупый до пошлости, изнеженный и избалованный. Когда же он вырвался из этого сверхзащищенного мира, его стали презирать, оттолкнули и оставили один на один со своими проблемами, с которыми он не смог справиться и которые накрыли его, как морские волны сиротливую крепость из песка. Проблемы разъедали его, как кислота, пока не разрушили вовсе и он не услышал: ты не достоин быть наследником Баррайсов! О Господи, как тошнит от всего этого!
– Подобающий дом в Тессине.
– Отклонено.
– Квартира.
– Принято.
– С полной обстановкой.
– В добром бюргерском стиле. Принято.
– Что значит добрый бюргерский стиль? Биде, например, не в бюргерских традициях. Добрый горожанин моет задницу обычной мочалкой!
– Без роскоши – вот что я называю бюргерским стилем. Гигиена – не роскошь.
– Мое сердце преисполнено благодарности. – Боб Баррайс отшвырнул свой бокал, но не в голову Хаферкампа, а в камин. Там он раскололся со звоном, прозвучавшим в наступившей тишине как взрыв. – А вы не замечаете, как безнадежно вы глупы? Отклонено – принято – отклонено. Как попугай в спальне проститутки, который все время кричит: «Туда – сюда – туда – сюда!» Что вы, собственно, о себе воображаете?
– Необходимо внести ясность. – Теодор Хаферкамп уперся в высокую спинку кресла. – Предприятие с более чем пятью тысячами занятых не может быть разрушено одним человеком. Я это уже говорил и на этом стою. Я несу социальную ответственность как руководитель предприятия.
– Пожалуйста, воздержись при мне от своих изречений. – Боб отмахнулся обеими руками. – Ты во мне видишь всего лишь идиота-разрушителя.
– Какое озарение! Он увидел себя со стороны!
– Но разрушение, во всяком случае у меня, будет тотальным.
Если уж я рожден, чтобы разрушать, тогда все и вся. Включая тебя, дядечка. – Он резко повернулся к Хансену. Его бархатистые глаза, взгляд которых ласкал и возбуждал женщин, метали молнии, как в экстазе. – А что же ты ничего не говоришь? Стоишь тут, как будто обмочился в постели и тебя застигли врасплох! Ты, спаситель… дважды тебе это удалось, ну давай, спасай в третий раз. Спаси меня от этого дяди в образе гиены! Я хочу жениться и жить – больше ничего.
– Может, еще и детей наплодить, чтобы они унаследовали твой дух…
– Это идея! – Боб Баррайс пару раз глубоко вздохнул. – Это идея! Ты дал мне в руки смертоносное оружие, дядечка. Ребенок, несколько детей… Я буду делать Марион одного ребенка за другим – куча маленьких Баррайсов! Я заполоню тебя Баррайсами! Куда ни посмотришь – всюду маленькие Баррайсы, целое гнездо! И все наследники! Законные наследники! Восхитительная мысль! Я утоплю вас в море маленьких Баррайсов!
Хаферкамп побледнел. В этот момент ему стало ясно, что только Марион Цимбал может спасти ситуацию. Она должна уйти от Боба. Хотя это всего лишь отодвинет события. Вокруг достаточно баб, которых Боб может обрюхатить, а по новому закону внебрачные дети приравнены в правах к детям, рожденным в браке. Угроза повисла в воздухе, и пока Боб жив, она как меч будет парить над головой Хаферкампа: маленькая армия наследников, муравьиное войско из чресел Боба, которые рано или поздно, подобно термитам, подточат и сожрут баррайсовские заводы.
«Нет, так дело не пойдет», – сказал себе Хаферкамп. Он был абсолютно спокоен и сохранял холодный рассудок, это был компьютер власти и возможностей. Существует лишь один приемлемый путь, имеющий к тому же то преимущество, что он безупречен в моральном отношении и элегантен: Боб Баррайс должен уничтожить Боба Баррайса. Если уж кому-нибудь удастся одолеть Боба, то это самому Бобу. У него непревзойденный талант саморазрушения.
– Хорошо, – объявил Хаферкамп. – Мое последнее слово: пятнадцать тысяч марок ежемесячно и квартира в Каннах. В качестве задатка – новая машина по твоему выбору.
– Изо Гриффо.
– Согласен.
– Малыш весьма признателен. – Боб шаркнул ножкой, но глаза его сверкали: – Это всего лишь временное перемирие.
Хаферкамп пожал плечами и вышел из библиотеки. Он уходил со смутной надеждой, что Боб и года не проживет с такими возможностями. Гоночная машина и пятнадцать тысяч марок в месяц должны сломать шею Бобу Баррайсу.
Боб посмотрел на Гельмута Хансена, подняв брови. Они остались одни: бросивший вызов судьбе и обласканный судьбой.
– Когда ты женишься? – спросил Боб.
– На Рождество.
– Желаю, чтобы в первую брачную ночь удар молнии поразил тебя между ног…
Засунув руки в карманы, Боб вышел. В общем и целом он был доволен этим вечером.
Свадьба, как ни пытались держать ее в тайне, все же взволновала Вреденхаузен больше, чем этого хотелось Теодору Хаферкампу. Люди понимали, что Хаферкамп, знавший всех в лицо в маленьком городке, возьмет на заметку каждого любопытного, кто придет поглазеть на эту странную свадьбу в ратуше. Жители всегда надеялись, что свадьба в семье Баррайсов будет сопровождаться небывалым фейерверком, раздачей бесплатного пива на заводах и другими торжествами, и вот единственный наследник женится втихомолку, почти тайно, никто не знал невесту, а пастор Лобзамен даже венчал дома. Все это было более чем странно.
