Десмонд Бэгли - Письмо Виверо
Большую часть времени я провел в дремотном состоянии, ни о чем не думая. Все события, связанные с Фаллоном и Уашуаноком, казались мне бесконечно далекими, а ферма Хентри существовала все равно что на другой планете. Осталась только обволакивающая меня вязкая зеленая жара тропического леса, и даже реальная угроза со стороны чиклерос стала выглядеть более отдаленной. Готов предположить, что если бы тогда меня осмотрел психиатр, он поставил бы диагноз шизофренического ухода от действительности. Должно быть, тогда я находился в состоянии крайнего упадка душевных сил.
Пришла ночь, и я снова заснул, на этот раз более глубоко, и, проспав до самого восхода, проснулся заметно посвежевшим. Думаю, ночной сон пошел мне на пользу, поскольку, пожевав вяленого мяса и доев остатки хлеба, я почувствовал себя совсем бодрым. С чувством отчаянного безрассудства я допил остатки воды из фляги. Сегодняшний день будет решающим для Джемми У ила — я отрезал все пути к отступлению и теперь мог двигаться только вперед.
Я решил не брать с собой фляги и рюкзак, и все, что у меня осталось, это раскладной нож в кармане, мачете и винтовка. Я собирался идти быстро и налегке. Я даже не взял патронташ, а просто насыпал в карман с полдюжины патронов. Я не представлял себя участвующим в длительной перестрелке, а если такое произойдет, то мне не помогут все боеприпасы в мире. Я полагаю, что патронташ и фляги до сих пор висят на том дереве — не могу себе представить, чтобы их кто-нибудь нашел.
Я спустился с дерева и спрыгнул на землю, не особенно тревожась, слышит меня кто-нибудь или нет, после чего начал прокладывать свой путь через лес по направлению к тропе. Когда я нашел тропу, то ни секунды не колебался, а просто повернулся и пошел по ней так, словно в этом мире у меня не было никаких забот. В одной руке я держал винтовку наперевес, а в другой сжимал мачете, и каждый раз, когда тропа поворачивала, я не беспокоился о том, чтобы замедлить шаг, а смело шел вперед.
Достигнув поляны, которую чиклерос расчистили для своего маленького лагеря, я остановился, почувствовав запах дыма. Мне не пришло в голову соблюдать осторожность при приближении, я просто вышел на открытое место, никого там не нашел и автоматически нагнулся, чтобы потрогать угли. Они были еще теплые, и когда я поворотил их мачете, угли слабо затлели. Это доказывало то, что чиклерос ушли отсюда не так давно.
Но в какую сторону? Вверх по тропе или вниз по тропе? Меня это не особенно интересовало, и я продолжил свой путь в том же темпе, делая большие шаги и стараясь идти побыстрее. И мне это удавалось. Я сверился с картой и попытался проследить по ней маршрут моих блужданий в течение тех дней, когда меня преследовали. Это казалось почти невозможным, но, судя по моим расчетам, до Уашуанока оставалось три мили, и я не собирался больше сворачивать с тропы, пока до него не доберусь.
Дураки часто бросаются туда, где боится появиться ангел смерти, но также существует еще и то, что называют дурацкое везение. В последнее время эти ублюдки постоянно преследовали меня, и я, до смерти перепугавшись, был вынужден бежать, скрываться и изворачиваться изо всех сил. Теперь, когда мне стало на все наплевать, я сам заметил их первый. Точнее, я услышал, как они болтают на испанском, приближаясь ко мне по тропе, поэтому просто отступил в сторону, углубившись на несколько шагов в джунгли, и дал им пройти.
Их было четверо, все они имели оружие и выглядели довольно зловеще, небритые и одетые в униформу чиклерос — грязно-белый костюм. Когда они проходили, я услышал, как кто-то упомянул сеньора Гатта, вслед за чем последовал взрыв смеха. Затем они скрылись из виду, и я вышел из-за укрытия. Если бы они были на это настроены, то им не составило бы большого труда меня заметить, поскольку я отошел от тропы не слишком далеко, однако, проходя мимо, они даже не повернули головы. Я уже достиг той стадии, когда на все становится наплевать.
Но, продолжив путь, я стал чувствовать себя спокойнее. Было маловероятно, что еще кто-нибудь попадется мне навстречу, и я удлинил шаг, чтобы оторваться от любого чиклеро, который мог бы догнать меня сзади. Это требовало больших усилий на такой жаре, и вся вода, выпитая мной с утра, выступила на моем теле в виде пота, но я безостановочно шагал вперед и поддерживал такой убийственный темп в течение следующих двух часов.
Неожиданно тропа резко повернула налево, протянулась еще на сто ярдов и закончилась. Я остановился, не зная, куда идти, и тут внезапно увидел человека, лежащего на вершине бугра справа от меня. Он смотрел куда-то вдаль через полевой бинокль. Я судорожно вскинул винтовку и в тот же момент он наполовину повернул голову и небрежно спросил через плечо:
— Es usted, Pedro?[5]
Я облизал губы.
— Si![6] — ответил я, надеясь, что это правильный ответ.
Он снова прижал бинокль к глазам и возобновил свое наблюдение за тем, что находилось по другую сторону бугра.
— Tiene usted fosforos у cigarrillos?[7]
Я не понял его слов, но было очевидно, что это вопрос, поэтому я снова ответил «Si!» и, храбро забравшись на бугор, остановился прямо над ним.
— Gracias, — сказал он. — Que hora es?[8] — Он положил свой бинокль и повернулся посмотреть на меня точно в тот момент, когда я опустил на его голову приклад винтовки. Приклад попал ему в лоб прямо над правым глазом, и его лицо исказилось от внезапной боли. Я снова поднял винтовку и обрушил ее вниз с неожиданной для себя яростью. Вот что было уготовано Гарри. Чиклеро издал звук средний между стоном и хрипом, скатился с бугра и неподвижно замер.
Я бросил на него безучастный взгляд и пнул носком ботинка. Он не пошевелился, поэтому я повернулся, чтобы посмотреть, за чем он наблюдал. Отдаленный на четверть мили открытого пространства, передо мной лежал Уашуанок и Лагерь-Три. Я смотрел на него, наверное, так, как израильтяне смотрели на Землю Обетованную: слезы навернулись мне на глаза и, сделав несколько нетвердых шагов вперед, я издал хриплый крик в сторону отдаленных человеческих фигурок, снующих возле домиков.
Я неуклюже побежал и обнаружил, что, по-видимому, все силы внезапно покинули мое тело. Я чувствовал себя до смешного слабым и в то же время легким, жизнерадостным и необыкновенно просветленным. Я не знаю, был ли человек, которого я оглушил — или убил, единственным чиклеро, наблюдающим за лагерем, или у него имелись компаньоны. Несомненно, для человека с винтовкой не составило бы большого труда выстрелить мне в спину, пока я, запинаясь, брел по направлению к домикам, но выстрела не последовало.
