Игорь Бондаренко - Красные пианисты
Хуппенкотен быстро созвал военно-полевой суд, куда вошли коменданты концлагерей Заксенхаузен и Флоссенбург, а также несколько видных эсэсовцев. О последних минутах приговоренных нам известно из воспоминаний начальника секретной службы Дании Лудинга. Лудинг сидел в соседней с Канарисом камере. 8 апреля в 2 часа ночи по среднеевропейскому времени хлопнула дверь в камере адмирала. Подследственный вернулся с только что закончившегося процесса. Вскоре послышался легкий стук в стену. Лудинг приложил ухо. Канарис выступал: «Мое время кончилось…»
Около шести утра шум за дверьми разбудил датчанина. Послышалась команда: «Выходи!» Потом новая команда: «Всем раздеться догола!» Лудинг слышал шарканье ног по коридору. Затем все смолкло.
Канариса, Остера и их сообщников Зака, Бонхёфера и Гере вывели в тюремный двор, напоминающий каменный мешок. У стены под деревянным навесом была закреплена продольная балка. С нее свисали пять крюков.
Казнь состоялась в 6 часов 30 минут 9 апреля 1945 года. Тела генерала Остера, человека решительного, и адмирала Канариса, отличавшегося двурушничеством, в смертельной агонии повисли рядом.
В тот же день в концлагере Заксенхаузен казнили Донаньи.
Майор Фабиан фон Шлабрендорф избежал виселицы. Непосредственно в покушении 20 июля он не принимал участия. Арестованные товарищи не выдали его. До последнего времени он проживал в Федеративной Республике Германии.
Среди заговорщиков 20 июля самой яркой и мужественной фигурой был, безусловно, полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг. Он отличался прогрессивными взглядами. К сожалению, среди заговорщиков таких было меньшинство.
Двадцать пять лет спустя в день 20 июля мне довелось быть в Федеративной Республике Германии. Отмечалась годовщина покушения. На официальных учреждениях были вывешены государственные флаги, но было такое ощущение, что все это делается для иностранной общественности, иностранных корреспондентов, туристов: вот, мол, и мы не забыли погибших от рук гитлеровских палачей борцов с нацистским режимом. Конечно, это впечатление могло быть обманчивым. Но позже в западной прессе я прочитал высказывания Карла Людвига фон Штауффенберга, сына полковника Штауффенберга. Во время предвыборной кампании — Карл Людвиг Штауффенберг баллотировался в баварский ландтаг — он мог убедиться, что его фамилия, фамилия его отца, мало что говорит избирателям.
«В наших школах история нацизма изучается поверхностно, не говоря уже о деятельности демократически настроенных группировок, пытавшихся устранить Гитлера даже ценой собственной жизни», —
писал позже Карл Штауффенберг. В таком же духе высказывался видный социал-демократ Клаус фон Донаньи, сын другого видного деятеля в группе Ганса Остера. Объяснение этому мы находим в словах Вернера Штельцера (сына Теодора Штельцера — тоже активного заговорщика):
«Я могу объяснить, по каким причинам германское Сопротивление не имело такого резонанса, как аналогичные движения в других странах, оккупированных немцами. Дело в том, что после безоговорочной капитуляции, в мае 1945 года, англичане и американцы потеряли всякий интерес к публикации данных о немецких инакомыслящих. Их выявление противоречило бы разработанному плану «перевоспитания». Прессе были переданы инструкции прекратить публикации по этой теме».
Однажды я спросил Радо, бывал ли он после войны в Западной Германии. (Радо, как директору Института картографии, много приходилось ездить по всему свету.) Он ответил мне: «Один раз я там был, но больше ноги моей там не будет». И поведал эпизод, подробное изложение которого заняло бы много места и увлекло бы мое послесловие в сторону. Рассказав эпизод, Радо протянул мне свежий номер газеты «Зюйддойчецайтунг» и сказал: «После того, что обо мне пишут в западногерманской прессе, в этой стране всегда найдется какой-нибудь фанатик «из бывших», пожелающий рассчитаться со мной».
Я взял газету. На ее полосе — портрет Радо, большая статья, а над ней заголовок: «Этот человек обошелся вермахту в 200 000 солдат!» Никто, конечно, не считал и не мог сосчитать, во сколько обошлась деятельность группы Радо гитлеровскому вермахту. Но как нам, так и нашим противникам ясно, что боец-интернационалист, коммунист Шандор Радо выполнил свой долг до конца.
В семьдесят восьмом году я в очередной раз приехал в Будапешт. Радо собирался лететь в Африку, в Нигерию, чтобы сделать карту этой молодой африканской страны. Ему шел тогда семьдесят девятый год. Он был полон сил и энергии.
До самых последних дней своей жизни Радо занимался картографией. Под его руководством была создана единая карта мира.
В одном из своих последних интервью об этой работе он сказал так: «В ней принимали участие семь стран. Когда десять лет назад я представил первую часть работы, состоящую из 234 частей, меня спросили — это было на Международном конгрессе географов, — когда атлас будет готов. Я ответил: через десять лет. Надо мной посмеялись: с 1891 года буржуазный мир пытается составить единую карту Земли, но безуспешно. Теперь признают, что это беспримерный успех в мировой топографии».
В восьмидесятом году Шандор Радо еще много ездил: Япония, Таиланд, несколько европейских стран. В том же году он поехал в Австрию с приемным сыном Андрашом. (С шестьдесят первого года у Радо была другая семья.) Андраш говорил мне: «У меня было такое чувство, что отец приехал в Австрию попрощаться со своей боевой юностью. Ему были дороги те места, где он начинал…»
Радо давно страдал диабетом. В январе восемьдесят первого года ему стало плохо. Но врачи тогда еще смогли помочь ему.
Летом он снова попал в больницу. Радо скончался 20 августа 1981 года. По случайности его смерть совпала с тройным праздником: образование Венгерского государства, «Новый хлеб» — праздник урожая — и День Конституции.
Радо похоронили там же, где и Елену Янзен, на будапештском кладбище. На могиле Янзен написано: «Член Коммунистической партии Германии со дня ее основания». На могиле Радо — только имя и годы жизни.
Почти никого не осталось в живых из сподвижников Шандора Радо. К счастью, жива и работает выдающаяся советская разведчица Рут Вернер (Соня). В 1988 году я приехал в Берлин, чтобы увидеть ее и поговорить. Встреча состоялась 6 ноября на квартире у Рут Вернер.
Кое-какие страницы романа-хроники «Красные пианисты» я дословно перевел ей.
— Все верно, — сказала она. — Верна ваша оценка Фута.
Рут Вернер только что вернулась из Китая. Ее, как и Радо, видимо, позвала память в страну, где она начинала свою жизнь как борец за дело пролетариата и советский разведчик. Она работала с Рихардом Зорге. Позже перебралась в Европу.
