Джек Брюл - Молчаливые воды
Линда и Хуан развлекали Тамару рассказами о самых безумных делах Корпорации, стараясь при этом представить Макса в лучшем свете. Если она и заподозрила, что они усиленно рекламируют своего друга, то никак этого не показала. Пили сладкий чай и ели деликатесные сэндвичи, приготовленные на первоклассном камбузе «Орегона».
– Навигационный компьютер говорит, что мы подходим к заливу, – сообщил Кабрильо своим пассажирам. – Глубина здесь пять тысяч футов, но дно резко поднимается.
Хуан пытался представить себе, где в подобном фиорду узком заливе затонул китайский корабль. Он предполагал, что китайцы тогда подошли как можно ближе к берегу, и на спутниковых снимках отметил места, которые казались ему наиболее вероятными. Там тянулся своего рода небольшой пляж – ну или участок, где горы и ледники были намного ниже.
Он провел погружаемый аппарат в устье залива и проложил курс к нужному месту, одним глазом постоянно посматривая на экран бокового сканирования. Как он и предрек, дно поднималось под углом более шестидесяти градусов. И оставалось каменным, без малейших выступов. Если бы этот склон продолжался над водой, подняться по нему было бы почти невозможно.
– Не верится, что мы это делаем, – в третий или четвертый раз сказала Тамара. – Несколько дней назад я была почти уверена, что адмирал Цай Сун и «Молчаливые воды» – всего лишь легенда, а сейчас вот-вот увижу его корабль собственными глазами.
– Если нам повезет, – осторожно предупредил Хуан. – За прошедшие пятьсот лет могло произойти многое. Лед мог размолоть корабль в щепу.
– О. Мне это не пришло в голову. Думаете, корабль затерло льдами?
– Нет, не думаю. Эрик и Марк – вы их видели на мостике…
– А, парочка, которой, судя по виду, еще рано бриться?
– Они самые. Наши даровитые исследователи. Они просмотрели архивы Международного Геофизического года, начиная с 1957–1958, – тогда в последний раз производились замеры в этой области. Горы вокруг залива так и остались безымянными, но геодезическая группа побывала на ледниках и установила, что они движутся медленнее всех прочих материковых. Если корабль на достаточной глубине, на нем не скажется даже то, что поверхность замерзнет.
Кабрильо потер руки, восстанавливая кровообращение. Проверил состояние батарей, убедился, что энергии более чем достаточно, но повышать обогрев не стал. Он предпочитал подольше обследовать дно в сегодняшнем плавании, чем повторять все это завтра.
Первый признак того, что эти воды обитаемы, они увидели, когда у акрилового иллюминатора появился морской леопард. Он сделал перед ними пируэт – за его телом тянулась цепочка пузырей – и исчез так же внезапно, как появился.
– Красавчик, – заметила Линда.
– Пингвины с тобой не согласятся.
Хуан смотрел на показания профиломера – прибора, показывающего очертания дна. Склон, над которым они плыли, с приближением к берегу выравнивался, хотя до суши оставалось три мили.
– Тпру! – воскликнула Линда.
– Что у тебя?
– Только что – большой скачок показаний магнитометра с правого борта.
Кабрильо повернул штурвал, похожий на самолетный, и подводная лодка резко повернула направо – не так изящно, как тюлень, но гораздо послушнее, чем большой «Номад».
– Проверь гидролокатор, – приказал Хуан.
Прямо перед ними находилось то, что электронный прибор воспринимал как сплошную стену длиной триста восемьдесят футов и высотой сорок футов. До нее оставалось триста ярдов – все еще слишком много при плохом освещении. Они приближались под ровное урчание моторов. Когда оставалось пятьдесят футов, Хуан включил прожекторы, смонтированные на корпусе.
Тамара, ахнув, зажала рот руками. Через несколько секунд по ее гладким щекам потекли слезы.
Хуан, хотя он не посвятил этим поискам всю жизнь, тоже не мог сдержать чувств, глядя через годы и расстояния на огромный корпус китайского корабля, лежащий на дне моря Беллинсгаузена.
Мачты давно исчезли, скорее всего, сломанные проходящими айсбергами, а прямо под границей медной обшивки корпуса виднелось огромное отверстие. Во всех прочих отношениях корабль выглядел пригодным к плаванию. Из-за низкой солености и низкой температуры в этих широтах было мало живых организмов, способных разлагать древесину. Даже в безводной пустыне корабль не мог бы сохраниться лучше.
Прямо над ватерлинией виднелись десятки портов. Хуан спросил о них, усомнившись, что это окна.
– Для весел, – ответила Тамара. – Кораблю такого размера, вероятно, нужны не менее двадцати весел с каждого борта, и у каждого весла по меньшей мере два гребца, иногда три. Тут, наверняка, было шесть или семь мачт с квадратными парусами, как у всех джонок.
Подойдя еще ближе, они увидели, что длинная надстройка, шедшая почти вдоль всего судна, выкрашена в ярко-желтый цвет с красной каймой, и украшена архитектурными деталями, напоминающими о пагодах.
– Император, должно быть, настоял, чтобы его корабли были как можно наряднее, – продолжала Тамара, – чтобы показать богатство и просвещенность его империи. Работать над таким кораблем разрешалось только лучшим мастерам и художникам.
– И вы говорите, он был нагружен сокровищами? – спросила Линда.
– Вы сами показывали мне слиток золота. И куски нефрита.
– Моряк, переживший затопление и умерший поблизости от станции «Уилсон/Джордж», должно быть, прихватил их из корабельных запасов, – сказал Хуан и стремительно увел лодку, вверх и вперед, над огромным кораблем. – Возможно, тогда прионы еще не подействовали в полной мере и у него сохранялся разум. Доктор Хаксли подтвердила, что и китайская мумия, и тело Энди Гэнгла насыщены прионами.
На носу стояли две большие пушки в форме драконов, увеличенные версии пистолета, который они нашли рядом с трупом Гэнгла. На них было так мало ила, что Хуан видел зубы дракона, выгравированные вокруг жерла, и крылья, вырезанные вдоль ствола.
Кормовая палуба была на три этажа выше носа, а прямо посередине возвышалась квадратная надстройка с изящной покатой крышей. Тамара показала на нее.
– Это для капитана.
– Каюта?
– Скорее административный офис.
Хуан снова увел лодку на глубину, а потом вверх, туда, где адмирал Цай расположил взрывчатку, уничтожившую корабль и убившую его злополучный экипаж. Ксеноновые лампы превратили ту небольшую часть корабельного нутра, которую они могли видеть, в четкий рельеф. Палуба была деревянная, стены тоже. Помещение, в которое они заглядывали, – слишком велико, чтобы видеть его дальнюю стену; в нем стоял целый лес поддерживающих стоек. Их было слишком много, и Тамара первая поняла, на что они смотрят.
