Антон Соловьев - Дважды украденная смерть
— Держи! Потом мы все равно к общему счету припишем.
— А эту я к какому счету припишу? — буркнул Тенгиз, стягивая окровавленную рубашку.
— Может, пока ты голый, тебе еще разок врезать? С кожи-то кровь смывается...
Но Тенгиз уже напялил на себя бандитское подношение и оглядывал себя критически.
— Не боись, не с трупа. Вещдоков не оставляем. Даровому коню куда-то там не смотрят.
Препятствие, которое пытался выставить Тенгиз, было устранено. Можно было ехать. Но тут заныл конопатый:
— Шеф, может, не стоит? Семь верст киселя хлебать? Посмотреть на полочку, где журнальчики лежали? А того, кто их положил, где мы увидим?
— Не твоего ума дело. Твое дело — баранку крутить. Погнали!
* * *Алику снился сон. Собственно, это был не сон, а нагромождение каких-то кошмаров, фантасмагорий, навеянных духотой комнаты и алкоголем. Сюжеты этого полусна-полукошмара все время варьировались на фоне неосознанной тревоги. Вот мать — или это не мать — мать давно умерла, протягивает к нему руки и говорит: «Саша, не пей, Саша, не пей». Вот врачи в белых халатах суетятся вокруг чего-то, а это что-то — он сам... Вот ему втыкают шприц в бедро, а он кричит: «Не надо, не надо!» А по ноге у него течет кровь...
И опять видение возникло. Рыгаловка — место излечения алкоголиков по методу Буренкова — он пробовал лечиться по этому методу лет десять назад... Ходит врач по палате, звенит стаканом и бутылкой и кричит: «Водка, водка бэ-бэ-ээ, бэ-э-э, водка-водка бэ-э-э, бэ-э-э». И все алкаши на кушетках рыгают: бэ-э-э...
Последний сюжет был самый страшный: ему приснилось, что у него украли деньги. От страха он проснулся, будто бы выпрыгнул из чего-то мерзкого. Фф-у-ух! Он сел на кровати. Пот ручьем течет по спине. И сразу же — ширк под матрас. Вот они — «мани». Милые, зеленые. Все здесь, как на сберкнижке. «Храните деньги в сберегательной кассе!» Не все так страшно, жизнь продолжается.
В комнате тьма, за окном тьма. Утро или вечер — понять невозможно. Глаза постепенно привыкают к темноте и он видит свою комнату с немудрящей обстановкой; не комнату — комнатенку, которая досталась ему после размена квартиры, когда он развелся с женой лет десять назад. На столе стоят бутылки, стаканы. Все грязное, а главное — пустое. Но то, что проснулся дома — уже неплохо...
Под столом кто-то лежит и надсадно храпит. Чертовы алкаши, гнать надо таких гостей. Алик делает над собой усилие и встает. Включает свет. Да, бутылки пусты безнадежно. Он открывает холодильник, шкаф, заглядывает под кровать — ни жрать, ни выпить...
Давненько он не входил в такой вираж. Но что ж делать, «бабки» на кармане, как тут удержишься от красивой жизни. Красиво, как говорят, жить не запретишь.
— Эй ты, чучело! — Алик пинает босой ногой лежащего на полу. Реакции никакой: Фадеич дрыхнет как обычно с разинутым ртом, раскинув руки. Притомился. Отдыхает...
— Вставай, быдло, — Алик чувствует, что будить старика бесполезно. Да и черт с ним.
За стеной сосед врубает магнитофон. Значит, вечер. По утрам тот сосед любит поспать. Зато допоздна гоняет свой идиотский музон. Песня отдает тупой болью в воспаленном мозгу.
— Черт бы его побрал, — бормочет Алик. Можно конечно постучать в стену, да лень. Он так и сидит, раскачиваясь в такт музыке, обхватив голову руками.
Родители поклонники морали
Похожи на двуручную пилу.
За двадцать лет так девочку достали,
Что от тоски та села на иглу. —
выводит хриплый насмешливый тенор.
Принцесса села на иглу,
Принцесса села на иглу,
Какая глу, какая глу,
Какая глу-упость...
Терпение Алика кончается и он стучит в стену.
А фея тут как тут:
Сует мастырку
И норовит пристроить на иглу-у...
Поет голос уже тише. Сосед всегда убавляет звук стоит только стукнуть. Вот только сам почему-то никогда не догадается.
Фадеич на стук реагирует довольно странно: издает какой-то булькающий звук, но не просыпается. Потом произносит несколько затасканных ругательств, после чего начинает храпеть еще громче.
— Ишак. Осел. Козел. Мерин. Бык... — произносит Алик скорее устало, нежели зло, натягивая штаны и рубашку. Потом он выходит, захлопнув дверь, оставляя Фадеича мирно похрапывающим.
На улице хорошо. Прохладно. Становится легче, намного легче. Надо что-то найти. Черт возьми, сколько же сейчас времени?
Принцесса села на иглу,
Принцесса села на иглу... —
незамысловатый мотивчик железно вписался в нездоровые мозги. Кстати, про иглу. Ведь лежит сумочка, лежит, родная, в лесу. А ведь это куш. Это верные бабки. И наверняка не чета всей этой убогой шабашке. Там одних ампул штук двести. Таблетки. Тоже хренова туча. Но как к этому подойти? Как? Первый раз в своей пестрой жизни Алик столкнулся с таким феноменом: есть товар. На товар, наверняка, есть спрос. Но как все это прокрутить? Товар опасный. Страшно. А для друзей по шабашке его уже нету, товара этого. Для них — сумочка аэрофлотская утонула в болоте. Для них — утопил ее бугор. Концы, как говорится, в воде. А сумочка лежит. Лежит, а в ней бабки. Бабки!
Он даже разволновался, в который раз разволновался, вспоминая про сумку. А вот она есть... Есть, и не дает спокойно спать.
Алик пошарил в карманах — папиросы были, а спичек — тю-тю. Ориентируясь на мерцающие в глубине двора огоньки сигарет, он подошел к лавочке, где зеленая парочка обнималась и пускала дым.
— Сколько времени, — спросил он, прикурив.
— А у нас часов нет, мы их не наблюдаем. Спроси у ментов, батяня, — молокосос показал на двух милиционеров, шагавших по двору. У Алика поднялась волна беспричинной тревоги. Какого хрена менты разгуливают по двору? Но те прошли мимо его подъезда, и тревога улеглась. Проклятые нервы. Пить надо меньше.
— Какой я тебе батяня? Что, так старо выгляжу?
— Ну, видно, что подержанный. Волос на две драки осталось.
Алик хмыкнул. Батяня... Вот, достукался. В сорок с хвостиком обозвали батяней.
— Кстати, про ментов, сынок, есть такой анекдот. — Алик затянулся, присев на скамейку. — Бабке вот также посоветовали к менту подойти и время спросить. Она подошла и говорит: «Слушай, мент, сколько щас времени?» А он ей отвечает: «Сейчас, бабка, три часа. И три рубля штрафу за оскорбление при исполнении». «Спасибо», — бабка говорит и дает ему червонец. А он, мол, сдачи нет. А бабка говорит: «Ну и ладно. Мент. Мент. А на рубль — козел драный».
Парочка захихикала.
— Сейчас двенадцать, — впервые подала голос девчонка.
— Ну вот и спасибо. — Алик поднялся. — Я вам байку — вы мне время. Все по честному.
Время еще детское. Было бы желание и «капуста» — найти можно. А то и другое присутствовало.
