Исуна Хасэкура - Волчица и пряности - Том 2
Обдумав все возможные исходы, Якоб назначил довольно осторожную цену в тридцать румионов.
В случае успеха контрабанды он обещал добавить еще сто. Это было заметно меньше, чем сумма, указанная в расписке; но ведь Гильдия Ремарио, даже если выживет сейчас, вполне могла все-таки разориться в ближайшие десять лет. Так что цена была вполне разумной.
Лоуренс вернул двадцать румионов Якобу в возмещение того вреда, который он своими действиями нанес доброму имени Гильдии Ровена. Остальные деньги он собирался потратить на подкуп мясников, чтобы те, разделав овец, после держали язык за зубами.
Что касается дополнительной сотни румионов, то двадцать из них он должен был уплатить Норе, как договаривались, и еще сколькими-то он собирался принести извинения тем лавкам, в которых просил деньги раньше. Если эти выплаты составят три десятка румионов, ему самому останется полсотни.
Таким образом, он окажется практически в том же положении, как в Поросоне, когда продал там свой перец.
Если вспомнить, что в какой-то момент он смирился с тем, что кончит жизнь рабом на гребной скамье, это могло показаться настоящим чудом.
Затем Лоуренс через своих знакомых в Гильдии встретился с мясником, которому можно было доверять. Он договорился с мясником, что тот примет овец у Норы и разделает их, не задавая никаких вопросов, за десять румионов. Лоуренс платил мяснику очень хорошо и вполне мог рассчитывать, что здесь все пройдет как по маслу.
Подготовив все, Лоуренс вернулся в Гильдию Ремарио. Там он забрал свои и Хоро одежды и оставил самого Ремарио собирать своих работников, которые сейчас, должно быть, кучковались вместе, дрожа от холода. Кроме того, Лоуренс приказал Ремарио вернуть ему повозку и лошадь, о которых он совершенно забыл. При этом он выражался довольно резко и потому ожидал, что его указания будут выполнены быстро.
Когда Лоуренс закончил приготовления, небо уже начало светлеть.
Он бесшумно шагал по утренним улицам, вдыхая холодный и сырой после вчерашнего дождя воздух.
Шел он в таверну, которая не закрывалась на ночь – не без помощи мзды соответствующим властям, разумеется.
Над городом повисло безоблачное, темно-синее, но уже начавшее бледнеть рассветное небо. Вход в таверну указывала горящая и совершенно неуместно выглядящая лампа.
- Добро пожаловать.
Голос, поприветствовавший Лоуренса, был едва различим – вряд ли из-за незаконности ситуации, просто владелец таверны устал бодрствовать всю ночь.
Таверна была полупустая и на удивление тихая; завсегдатаи молча пили свое вино, возможно, с грустью думая о неизбежном наступлении нового дня.
- Эй.
Обернувшись на голос, Лоуренс увидел рядом с собой Хоро с деревянной фляжкой и куском хлеба в руках. Сейчас она снова была одета городской девушкой; если бы какой-нибудь священник обнаружил ее в ночной таверне, это могло бы доставить неприятности – но здесь до нее никому не было дела.
Хоро поймала взгляд стоящего за стойкой владельца таверны, и тот сонно помахал ей рукой. Похоже, все то добро, что Хоро держала сейчас в руках, она выманила у владельца таверны своими медовыми речами.
- Давай, идем отсюда.
Вообще-то Лоуренсу хотелось присесть и немного передохнуть, но Хоро уже взяла его за руку, и спорить с ней было бесполезно.
- Приходите еще, - сказал им в спину владелец таверны.
Идти Лоуренсу и Хоро было особенно некуда, и какое-то время они просто шли куда глаза глядят.
Снаружи было холодно. Воздух оставался влажным, и их дыхание по-прежнему вырывалось облачками.
- Вот. Хлеб, - произнесла Хоро, и живот Лоуренса заурчал; Лоуренс вдруг осознал, что он с середины прошлого дня крошки во рту не держал. Взяв хлеб – на самом деле это оказался бутерброд с грудинкой и зеленью – из рук довольно улыбающейся Хоро, Лоуренс не раздумывая впился в него зубами.
- И вот, - протянула Хоро фляжку.
Лоуренс откупорил фляжку и поднес к губам; там оказалась теплая смесь меда и молока.
- Помогает от любых хворей.
Теплое, сладкое питье было именно тем, что надо.
- Теперь, - сказала Хоро. Едва ли она специально дала Лоуренсу еду и питье, чтобы развязать ему язык, но все же заговорила, едва он утолил голод.
- У меня к тебе есть два вопроса.
Лоуренс мысленно приготовился к худшему.
Хоро секунду помедлила.
- Насколько ты доверяешь этой девочке? – спросила она, не глядя на Лоуренса.
Этого вопроса он ждал и в то же время не ждал. Хоро не уточняла время, место и обстоятельства; это значило, что какие-то смутные сомнения были и у нее.
Лоуренс еще глотнул из фляжки.
- Я не знаю, насколько я ей доверяю, - ответил он, не глядя на Хоро. – Но что я знаю, так это то, что если Нора решит забрать золото и сбежать, ее легко будет найти. Я не настолько ей доверяю, чтобы думать, что такое может произойти, и все-таки дать ей золото.
Хоро молчала.
- Здесь поблизости никто не купит у нее золото за хорошие деньги; а истории о пастушке, которая распродает золото, достаточно редки, чтобы расходиться быстро и далеко. Ее легко будет найти.
Разумеется, он не доверял Норе всецело. Будучи торговцем, Лоуренс всегда думал о самых разных возможных случайностях.
- Понятно. Думаю, я поняла.
- А второй вопрос? – поинтересовался Лоуренс.
Хоро смотрела на него с каким-то непонятным выражением лица.
То был не гнев, нет. Скорее нерешительность.
«Но почему она колеблется»? – подивился Лоуренс.
Он даже представить себе не мог, чтобы Хоро вдруг заколебалась, задавать ей вопрос или нет.
- Какой бы ни был вопрос, я отвечу. В конце концов, я ведь перед тобой в огромном долгу.
Он откусил от успевшего остыть бутерброда и запил глотком из фляжки.
На уличных булыжниках начали играть блики восходящего солнца.
- Ну так что, спрашиваешь или нет?
Хоро сделала глубокий вдох. Взяла Лоуренса за рукав. Ее рука дрожала – может, от холода, а может, от чего-то другого.
- Хм?
- Ты... ты не помнишь... - Хоро смотрела на него нерешительно. – Когда я стояла против пса и девочки... чье имя ты тогда кричал?
Непохоже было, чтобы она шутила.
Глаза ее были серьезны как никогда.
- Мне тогда кровь ударила в голову, и я ничего не слышала. Но меня это все время грызло. Я абсолютно уверена, что ты кричал чье-то имя. Ты это помнишь?
Лоуренс не решался раскрыть рот; вдвоем они молча шли по освещенной восходящим солнцем улице.
Как ответить? По правде сказать, он не помнил.
Но что если Хоро на самом деле помнила, а теперь хотела, чтобы он это подтвердил?
