Анастасия Коробкова - Сказки Перекрестка
— И наэлектризовали зал пульта, — с улыбкой продолжил Юра.
— Ничего не загорелось? — отозвался на иронию Герман.
— Только воображение, — рассмеялся в ответ Юра. — Может, расскажешь, что у вас произошло?
Что произошло… Девушка, ради которой очень хотелось жить, решила ради него умереть. Пламя костра легко объясняло ее поступок, рассказывая о силе, разрушающей и создающей, но Герман не знал языка пламени.
— Чудо, — ответил он Юре.
Юра и не сомневался, что произошло чудо — иначе у брата с Асей и не могло быть, но что это за чудо на сей раз?
В свете Луны они увидели фигуру, движущуюся к ним от поселка. Узнав Толю, Герман напрягся.
— Привет, — сказал Толя и присел по другую сторону огня. — Слышал, моя сестрица опять учудила.
Герман сдержался и ничего не ответил.
— Может, отослать ее все-таки домой? — словно размышляя вслух, спросил Толя.
— Как ты ее заставишь? — спросил Юра.
Толя безразлично пожал плечами.
— Возьму за руку и уведу.
— А дома пристегнешь наручниками к батарее? Или сам будешь сторожить?
Толя вежливо улыбнулся, давая понять, что оценил юмор.
— Нужно объяснить Асе, что на Острове ей не рады. Она гордая, на такие вещи реагирует правильно. Вы с Капитаном-Командором могли бы с ней поговорить.
Герман сквозь мгновенно подступившее раздражение начал понимать. Но решил удостовериться:
— Скажи, — со шипящей в голосе злостью спросил он, — каким образом можно сделать так, что человеку, одному из лучших на Земле, комфортнее жить, считая, что он никому не нужен? Боясь благодарности? Ища смерти?
Толя обалдело уставился на него.
— Ты это про Аську? Она же просто девка. Недоразумение по жизни…
Юра удивленно фыркнул, а Герман мысленно констатировал наличие еще одного индивида, способного вывести его из равновесия.
— Ты считаешь недоразумением способность лечить любую болезнь, разве что мертвого не воскрешать? Или отторжение жестокости в любом проявлении? Отчаянные попытки спасти хоть кого-то из миллионов истязаемых и гибнущих? Тогда недоразумение — это ты… Это тебе я не рад на Острове.
Толя бросил в него взгляд, не то испуганный, не то злобный, вскочил и пошел прочь.
— Ошибаешься, — обернувшись, крикнул он. — Она может воскрешать мертвых!
В кулаке Германа раскрошился камень.
— А если бы у нас была сестра, — с тоской спросил он Юру, — мы бы тоже ее презирали?
Юра всерьез задумался, потом поерзал, разминая ноги.
— В их роду по линии отца никогда не рождались девочки, — вспомнил он. — У них есть еще один брат, старший, уже взрослый, всего пять парней. Вроде как их отец этим очень гордится. Вот и объяснение. Матери у них разные, его умерла, разные бабки. Плюс зависть и ревность. Она ведь круче: умнее, сильнее, великодушнее, и любит больше всех братьев явно не его. Второй брат, Алешка, ее боготворит. Это его она воскресила, еще в глубоком детстве. Правда, они не дружат. Дима с Тимой хорошо к ней относятся, но смотрят в рот Толе. Семейка…
Герман сквозь огонь смотрел на море. Кое-чего о братьях Тигор он не знал, и легче от этого не стало.
— И ведь ее уже не изменить, — своим мыслям ответил он.
VII
Надо все вернуть, как было. Герман не чувствовал, что в его будущем что-то изменилось, но в тот момент, когда Ася произнесла, глядя сквозь него: «Я забираю твой рок», он испытал абсолютно физические ощущения, как от вылитого на горячую голову ведра ледяной воды.
Он хотел не верить. Как не верил в его смерть Юрка, и как попросила она.
Но он должен был хотя бы попытаться что-то сделать.
Он рассчитал ближайший сквозняк с Багровым Каюком, рассказал о случившемся Капитану-Командору и попросил Асю в назначенный день быть на Острове и подойти к центральному порталу.
Они вновь оказались там, куда когда-то зареклись возвращаться, втроем. Ася с интересом озиралась, наверное, строя предположения, что в этом очень странном месте могло привлечь мальчишек. Багровый Каюк за несколько лет изменился — настолько, чтобы в полной мере оправдывать свое название. Вершины скал в сумерках окутывало розовое свечение, а их подножие тонуло в малиновом тумане. Ася ни о чем не спрашивала, видимо, по привычке путешествовать в одиночестве, когда спросить не у кого, а может быть, она просто не доверяла чужому мнению.
После двухчасового блуждания между скал они вышли к жилищу колдуна, добротному каменному дому, круглому, как гриб, с высоченной острой крышей. У крыльца были свалены «дары»: всякая посуда, закупоренные кувшины, корзины с едой, мохнатые шкуры, очевидно, поднесенные ему совсем недавно.
Он их ждал на крыльце, разряженный, как на прием, с выражением бесконечного удовлетворения на красном гладком лице, сложив ухоженные лапки на огромном пузе, одетом в парчу и бархат. Они остановились перед ним, и Герман начал без обиняков:
— Я сделаю все, что ты скажешь, чтобы стало, как раньше.
Жадный Бог взглянул на него удивленно, лишь мельком, и тут же принялся рассматривать Асю. Жирное лицо вдруг отразило восторг, и колдун перевел взгляд на Капитана-Командора. Снова, пригнувшись, уперев ручки в перстеньках в толстые коленки, вперил круглые глазки в Асю, потом вновь в Капитана-Командора, и наконец расхохотался неожиданно мощным, громким и раскатистым смехом, не оставлявшим сомнений в том, что на Жадного Бога невозможно ничем повлиять, что ни к кому он не испытывает ни жалости, ни симпатии.
— Сидони! — с трудом разогнувшись, выдохнул он. — Ты что, не заметила?!
И ткнул в Асю и Капитана-Командора двумя пальцами одной пятерни, другой придерживая все еще сотрясаемые хохотом жировые складки.
— Нет, — послышался рядом с Капитаном-Командором смущенный голос Королевы. Оказывается, она увязалась за ними. — Я ведь раньше никогда не видела их рядом… и такими раздетыми…
Ася и Капитан-Командор быстро переглянулись. Они были еще как одеты: в плотные штаны, свитеры и спортивные туфли, — и что имеет в виду Королева, не поняли. Зато Герман, похоже, не считал реплики колдуна и Королевы абсолютным бредом. Взглянув на друзей, он напряженно задумался.
Тем временем Жадный Бог отсмеялся.
— Ничего я тебе не скажу, мальчик, — серьезным, с оттенком снисходительности, тоном заявил он. — Я ведь бог, верно? Так вот запомни: боги свои подарки не забирают. Все идет, как надо.
И ушел в дом, закрыв изнутри дверь.
Герман, которого надежда заставила уцепиться за последнюю фразу, решил считать, что ничего не изменилось, и что Асе не удалось ее колдовство.
