Виталий Олейниченко - Красное золото
Выход пришлось, разумеется, отложить на неопределенное время. Лелек принес уже было упакованную в рюкзак лопатку и мы стали аккуратно разгребать толстый слой прелой хвои и перегноя между корнями могучего дерева. Скоро под слоем слежавшейся земли лопатка звякнула о камень — ее отложили в сторону и принялись разбирать скрепленные глиной колотые, с острыми режущими краями, платины базальта вручную.
— Похоже, действительно могила, — отдуваясь и вытирая рукой потный лоб, сказал Миша.
— Похоже, — согласился я. — Видишь, булыжники курганчиком навалены? От зверья, наверное.
Наконец, мы разобрали все камни. Мертвец был не один. Вернее, и не мертвец давно уже, а просто скелет. Кто сказал «выбеленные временем кости»? Где-то в пустыне они, возможно, и выбелены, но не здесь. Темные, сдвинутые с места протекавшей под каменный завал дождевой водой и временем кости были перемешаны, так что общее количество захороненных мы смогли определить лишь по черепам. И было их пять: четыре в могиле, пятый — в древесном стволе.
— Не пойму, — растерянно сказал Лелек, подержав в руках и опустив обратно в раскоп кривую реберную кость, — тут детей, что ли, закопали?
— Почему детей? — ответил я. — Взрослых. Причем вполне нормальных взрослых мужиков…
Сомнения Лелека были вполне объяснимы — все найденные нами останки принадлежали людям, рост которых при жизни явно не превышал полутора метров с небольшим. Но в этом вопросе я чувствовал себя специалистом, потому что во время памятной мне археологической экспедиции в Болгарии, мы в числе прочего раскопали несколько скелетов людей, погибших, судя по позам и насквозь проржавевшим останкам мечей в руках, в бою. И были эти воины ростом — от силы метр сорок… Все это я и поведал своим товарищам. И добавил:
— Кстати говоря, еще в начале нашего века в мире средним считался рост в сто шестьдесят сантиметров. Это уже позже народ подрастать стал.
— А от чего, Ростислав? — с искренним любопытством поинтересовался Болек.
— А от радиации, милок, — копируя бабку Митрофаниху, ответствовал я. — Флюорографию делал? Ну все теперича, скоро еще на голову вымахаешь…
Мы сидели на корточках перед ямой с грудой костей — человеческих костей! — и смеялись. Старыми были эти кости. И уже не ассоциировались с людьми, пусть даже и жившими когда-то — слишком уж давно умерли эти люди.
Но смеялись мы только до тех пор, пока не нашли погон. Прошитый золотой нитью офицерский погон может лежать в земле сколь угодно долго, ибо золото, как известно, металл благородный, ни окислиться, ни ржаветь не может. Вот он и лежал себе в этой могиле — золотой офицерский погон с одним просветом и без звездочек. Капитанский погон. Значит, ошиблась Митрофаниха, не в Сенчино погиб от партизанской пули капитан Красицкий, начальник вставшего в далеком двадцатом году на станции Узловая эшелона, а умер от ран уже в тайге. Но как же все удачно сложилось-то в очередной раз! — для нас, разумеется, не для капитана и его солдат — ведь если бы Лелек не побежал в кустики, так и прошли бы дальше.
Белый обоз с ценным грузом действительно проходил через Сенчино, принял там бой и снова ушел в чащу, увозя своих раненых — и здесь они, видимо, умерли. И были похоронены. А через почти восемьдесят лет — найдены нами. Господи, это ведь даже не пресловутая иголка в стоге сена, и не просто везение. Это — рок. Фатум. Судьба, если угодно. Это то, что арабы обозначают емким словом «кадар» — то есть нечто обобщающее рок, судьбу и фатум, только более предопределенное. А может быть, именно так материализуется мысль… Никогда не был фаталистом, а тут вдруг на какой-то миг поверил, что нам безусловно суждено найти эти таинственные зеленые ящики.
Я достал и пролистнул свои записи. Ничего конкретного я не искал, да и не мог найти, ибо все, что я достоверно знал о офицерском отряде, касалось только событий, происходивших недалеко от железных дорог: один губернский город, два уездных, Узловая, Сычево, теперь вот Сенчино прибавилось… И вел меня обычный интерес историка-исследователя.
Так… Вот списки личного состава… Номер два — заместитель начальника эшелона поручик Петелин А. А. Стало быть, по смерти капитана, именно поручик становился командиром обоза. Конечно, если тоже не погиб от руки отца или брата бабки Митрофанихи… Никакой реальной пользы сия изыскательская деятельность мне, разумеется, не дала, но я не люблю неясности. И потом — как знать, а вдруг и пригодится когда-нибудь не нужная, на первый взгляд, информация?
Уложив исписанную мною вдоль и поперек тетрадь обратно в рюкзак, я огляделся. Лелек с Болеком веточками выкатывали из-под скелетов позеленевшие от времени медные пуговицы и с интересом их рассматривали, а Мишель, как обычно, развернул обе карты — типографскую и рукописную — и что-то там на них вымеривал линейкой, прикладывая компас и ставя одному ему понятные карандашные отметки.
— Ростик, дружище, иди-ка сюда, — позвал он вдруг меня, не отрывая сосредоточенного взгляда от пестрого листа, и когда я присел рядом на толстый ствол поваленного непогодой дерева, сказал, ткнув пальцем в поставленный им еле заметный крестик:
— Вот смотри: по моим расчетам, мы сейчас находимся здесь. Правда, очень трудно точно определиться, расстояние приблизительное и никаких ориентиров. Так что будем считать — здесь. Теперь обрисуй мне расстановку армейских частей белых и красных на тот момент — и будем сообща думать, куда нам отправиться дальше.
Я, неловко водя грязным пальцем по зеленому листу карты, как умел объяснил, что и где находилось в интересующий нас исторический отрезок времени:
— Так… Смотри: здесь — таежная граница с Монголией и Китаем. Ну, тогда ее почитай что и не было… Здесь находились отряды войскового старшины Платонова, здесь — японцы генерала Хаматы, вот тут — железная дорога, ну, она и сейчас здесь… А основная линия фронта — весьма условная, правда, линия — приблизительно вот так шла, отсюда — сюда. Только трудно сказать точно, потому что красные быстро наступали и все менялось каждый день.
Миша только кивал головой и угукал, слушая мои несколько сбивчивые объяснения и пристально следя за движением пальца.
— А теперь поставь себя на место их капитана, — дослушав, предложил он мне.
— Поручика, — машинально поправил я его.
— Что?
— Поручика. Капитан же умер. После него командиром стал поручик Петелин.
— А-а… Ну, поручика, так поручика… И ответь мне на простой вопрос: куда бы ты отсюда в сложившихся условиях направил свой отряд?
Я помедлил, потому что вопрос, конечно же, совсем не был таким простым, как пытался это представить Михаил.
