Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе
Вряд ли Прегель сразу нашел для своей экспедиции уже оснащенное судно и экипаж и отправился в плавание раньше д’Амбрие, воспользовавшись теплым сезоном, чтобы дойти до арктических широт.
Скорее всего «Галлия» первая перейдет за Полярный круг.
От остановки в главном городе датских владений, считал д’Амбрие, во многом зависел успех экспедиции, и ради нее капитан постарался уйти в море на две недели раньше.
Он надеялся прийти в Юлианехоб до китобоев, которые появляются там лишь с началом сильного таяния льдов, в середине июня, когда уже можно проникнуть в полярные воды для охоты.
Необходимо было купить собачьи упряжки и нарты, чтобы двигаться по льду там, где судно пройти не сможет. Именно до тех мест и доходил капитан Нэрс на кораблях «Алерт» и «Дисковери» («Открытие»).
Д’Амбрие был приверженцем идей американца Холла, несчастного и отважного исследователя Арктики, и считал, что до самого полюса можно дойти только на собачьих упряжках.
Эскимосские ездовые собаки, сильные и выносливые, неприхотливые в еде, просто незаменимы в переходах по арктическим ледяным полям. Они могут спать прямо на снегу, при температуре, когда даже ртуть замерзает[25].
Вы только представьте, как тяжело изнуренному непосильным трудом человеку тащить на себе груз по ледяным торосам, где и так невозможно пройти. Сколько требуется усилий, чтобы удержаться на скользкой неровной поверхности. Собачья упряжка с санями тут просто незаменима. На нее можно положить груз, а то и самому сесть.
Именно для того, чтобы приобрести эти упряжки, д’Амбрие и решил сделать остановку в Юлианехобе.
По мере продвижения к северу плавучие льды встречались все чаще, к тому же поднялся туман, и вскоре с бушприта[26] не стало видно огней на бизань-мачте. Так что приказ замедлить ход оказался очень своевременным. Члены экипажа уже не скрывали своей тревоги, не ободряла их даже уверенность капитана в надежности «Галлии».
Шхуна то и дело вздрагивала от столкновения с льдинами, но они скользили мимо, лишь слегка задевая бок судна.
На ночь зажгли ходовые огни, а обычный белый фонарь на бизань-мачте заменили прожектором.
Д’Амбрие был уверен в правильности взятого курса, судно шло вперед, и наконец сквозь туман, как сквозь матовое стекло, забрезжил рассвет.
Шесть часов… Восемь… Десять.
Мыс уже обогнули, значит, где-то недалеко проход, в который надо войти. Через каждые пять минут стреляли из сигнальных пушек.
У левого борта послышались удары весел. Уж не почудилось ли?
— Стоп машина! — раздалась команда.
Винт прекратил вращение, судно почти остановилось, лишь по инерции продолжая движение к северу.
Капитан приказал замерить глубину. Лот[27] на глубине двухсот морских саженей не достал дна.
— Вперед!
Еще четверть часа «Галлия» идет вперед, и вдруг раздается радостное:
— Ур-ра!
Пелена тумана на мгновение рассеялась, выглянуло солнце и осветило берег, с полосой изломанного волнами по краю льда.
— Стоп!.. Мастер[28] каптэн!.. Стоп!.. Мой, пайлет…[29] Мастер… Входить корабль Юлианехоб… — кричит кто-то на ломаном английском.
— Лоцман… Браво! Добро пожаловать!
Лоцман ловит на лету канат, который ему бросают.
— А его лодка? — спрашивает кто-то из матросов. Лоцман сидит в узеньком каяке[30].
— Подымай! — кричит он, не выпуская из рук каната.
Его поднимают вместе с лодкой.
Оказавшись на борту, незнакомец отделяется от «душегубки» размером с чемоданчик и отряхивается, словно собака, распространяя резкий запах рыбы.
Приезжий — чистокровный эскимос, или, как их называют в тех краях, гренландец, что не делает его красивее, по крайней мере, по нашим, европейским, понятиям. Крохотный приплюснутый нос, глаза как зернышки груши, рот — щелочкой. Добавьте к этому длинные и жесткие, как конский хвост, волосы, реденькую бороденку, и вы получите точный портрет Ганса Игалико, лучшего лоцмана своих морей.
Итак, отряхнув воду с одежды из выдры, эскимос бесцеремонно протянул руку д’Амбрие, в котором сразу угадал капитана, затем выпил, будто молоко, кварту[31] рома и уселся, словно у себя дома, рядом с рулевым.
Эскимос был отличным лоцманом, никто лучше него не провел бы «Галлию» по извилистому проходу через замерзший фьорд.
Уже через два часа шхуна бросила якорь на маленьком рейде, хорошо защищенном от ветра с моря и суши.
— Юлианехоб! — торжественно объявил гренландец и, протянув руку, с гордостью указал на город.
Глазам удивленных матросов предстали десятков пять жалких лачуг, возвышавшаяся над ними маленькая церквушка и мачта с флагом.
Это был центр датских владений в Гренландии.
ГЛАВА 4
Ложная оттепель. — О сапогах. — Собачьи бега. — Великолепный полет. — Гренландский кнут. — Шесть миль[32] в час. — Как режут ухо. — Хозяин на борту. — Собачий капитан. — Льды повсюду. — Веселость не изменяет. — Проводник через льды. — Разные виды льдов. — Полярный проход. — Тревога.
Пока «Галлия» шла к берегам с выразительным названием «Земля скорби», температура воздуха сохранялась относительно высокой, потом за два дня упала до минус 24 °C, снова поднялась до минус 7°, а в день прибытия в Юлианехоб вдруг подскочила до плюс 12°. Такие колебания температуры характерны для Гренландии, особенно ее южной части.
Начались таяние льдов, разбитых морским прибоем, и обманчивый ранний ледоход, немало удививший матросов-китобоев.
— Еще будут морозы, — говорили они товарищам с «Галлии», полагавшим, что холода кончились и до наступления новых они успеют пройти за Полярный круг.
Сорок восемь часов температура не менялась, потом за четыре часа упала до минус 10°. Начался сильный снегопад, такого в наших умеренных широтах не бывает, земля покрылась белой пеленой, пролив замерз. Толщина льда на нем увеличилась до пяти сантиметров.
Д’Амбрие не очень огорчала перемена погоды, случись это в открытом море, было бы гораздо хуже, «Галлия» тогда не смогла бы войти в порт и защититься от ветра необычайной силы, характерного для конца полярной зимы.
Короткая остановка в пути была предусмотрена д’Амбрие не только для закупки собак и нарт, но и для их испытания.
К тому же капитан заметил на жителях Юлианехоба отличные непромокаемые сапоги, которые не боятся ни морской воды, ни снега, и решил приобрести их для команды, поскольку обуви, изготовленной по его заказу в Норвегии, могло не хватить на все время экспедиции.
