Ирина Шевченко - Сказки врут!
— Поглумиться решили?
— И не думал. Хорошо попросите, и вам разрешат оставить его себе. А через три года ещё раз хорошо попросите. Сошлётесь на большое чувство, покажете свидетельство о браке. Это же не дело разбивать ячейку общества и оставлять ребёнка без отца? Хотя с ребёнком я, конечно, погорячился.
— Почему же? Я не против. Возраст уже — двадцать семь, да и мама мечтает о внучке.
Даже не знаю, кого мои слова удивили больше: колдуна или Серёжку.
— М–да… — протянул колдун, — есть женщины в русских селеньях. Даже завидую вам, Сергей. Но дело в том, что детей у вас при всем желании не будет. Это, как показывает практика, обязательное условие любого воскрешения. Официально вашего друга, Анастасия, вычеркнули из списков живых, а значит, и потомства он оставить не может. Но с другой стороны можно развлекаться напропалую и не задумываться о нежелательных последствиях. В этом я тоже ему завидую. Но совсем чуть–чуть.
Ни слова не сказав, Серый вышел в тёмный коридор, захлопнув за собой дверь. Пламя свечей дёрнулось, но не погасло.
— Ну и гад же ты, тёмный, — прошипела я.
— Полноте, Анастасия. Ваш приятель скоро оценит выгоды такого положения. А до возраста, когда начинают всерьёз жалеть об отсутствии наследников, может ещё и не дожить.
— Гад, — окончательно убедилась я.
Загорелись лампочки, на кухне загудел холодильник. Наслюнив пальцы, мужчина принялся методично, одну за другой, гасить свечи. Серёжка не возвращался.
Я нашла его на кухне, где он стоял, склонившись над раковиной и подставив седую голову под струю воды. Молча принесла из ванной полотенце.
— Насть, прости меня…
— За что?
— За всё. Права была твоя бабушка, одни проблемы тебе из‑за меня.
Тёмный встретил нас кривой усмешкой.
— Выкладывайте, — потребовал Серый. — Какой у вас план?
— Для начала предлагаю лечь спать, — огорошил он нас. — Утро вечера мудрёнее. А вам обоим ещё нужно осмыслить всё, что вы узнали. Завтра поговорим, на свежую голову.
Осмыслить. За один день со мной приключилось больше, чем за всю жизнь. Я узнала, что Серый мёртв, потом — что он жив, ещё попозже — что он жив, но всё‑таки был мёртв. За ним охотились кровожадные светлые, а за стеной спал сейчас на бабулином диване язвительный тёмный.
Хотя вряд ли спал: время от времени я слышала шаги и какие‑то шорохи. Потом и вовсе скрипнула дверь, и колдун протопал по коридору в кухню. Хлопнул дверца холодильника, звякнула ложка об тарелку. Проголодался. Я бы не стала в чужом доме хозяйничать, постеснялась бы. Но этому‑то стыд неведом. Перекусил по–быстрому, в две минуты уложился, и назад пошёл. И снова что‑то бормочет.
Стало любопытно, и я, накинув поверх рубашки халатик, выскользнула из спальни. Серёжка, которого я перед сном напоила мамиными настойками, даже не шелохнулся.
Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Видеть я ничего не видела, кроме боковой стенки стоявшего сразу у входа шкафа, зато отчётливо разбирала слова. Но голос, их произносивший, принадлежал совсем не колдуну!
— Благодарствую, ваше благородие, — лебезил кто‑то пискляво. — Только стоило ли утруждаться? Я бы и так вышел, свистнули б только, ваше превосходительство. Мы правила знаем. Чтим. Вы бы только позвали, ваше сиятельство…
— Хватит. — А это тёмный, его насмешливый тон. — Этак ты меня до императорского величества повысишь. Этикет соблюли, теперь можно просто поговорить.
— Можно, — уже без заискивания пропищал незнакомый голосок. — Только сметанки я всё же наверну, с вашего позволения.
— Не балует тебя хозяйка?
— Настасья? Ну, как бы… да. Не балует. Но вы не подумайте, девка она неплохая. Хорошая даже. В чем‑то. Не пьёт, не курит, дом в порядке содержит… когда не ленится. Находит на неё бывает: она и в комнатах приберёт, и вкусностей наготовит… А кому оно надо? В доме ж только она, да жаб её, Жорка. К тому у меня тоже никаких претензий: животное смирное, мух ловит исправно, в тапки не гадит. Вот они тут вдвоём с Настасьей и обитают. Да ещё сегодня она мертвеца привела…
— И что скажешь? Как он тебе?
— Покойничек? Ничего так, живенький.
— А вы что скажете, Анастасия? — повысил голос колдун, и у меня сердце в пятки ушло. — Не стыдно подслушивать? То есть, я хотел сказать, не скучно там, в коридоре? А то заходите к нам, посидим, пообщаемся.
Позорно бежать с места преступления я не стала. Да и какое преступление: я у себя дома, между прочим! Запахнула халат, решительно толкнула дверь и тут же замерла с открытым ртом. На ковре, рядом с креслом, в котором развалился тёмный, сидело странное существо: с полметра ростом, серое, мохнатое. В лапках это чудо держало блюдце. На столе стояла принесённая мамой банка сметаны, уже наполовину пустая.
Я закрыла глаза, а когда открыла, диковинное создание уже превратилось в миниатюрного старичка в длинной серой рубахе. На лице, по самые брови заросшем косматой седой бородой влажно блестели чёрные глазки.
— Так‑то лучше, Настюшка? — спросило оно ласково.
Я кивнула.
— Вы что, не знакомы? — с недоверием посмотрел на меня колдун. — Не знакомы с Хозяином?
— Вообще‑то я тут хозяйка! — напомнила ему я.
— Не верит она в меня, — вздохнул дедок.
— Ведьма, не верящая в домового, — возведя очи горе, пожаловался тёмный люстре. — Куда катится этот мир?
Лохматик скорбно высморкался в рукав.
— Она и в себя не слишком‑то верит.
Я снова зажмурилась. Всё, стоп. Домового мне только не хватало для завершения этого «чудесного» дня.
— Звать‑то тебя как? — услышала я обращённый к дедку вопрос колдуна.
— Вам и–ик… имя сказать? — в тоненьком голоске явственно звучал страх, и я всё же открыла глаза, подспудно ожидая, что тёмный взял домового на прицел своей зажигалки.
Ничего подобного, сидит, как и сидел, скрестив руки на волосатой груди. Я на чудика засмотрелась и не сразу заметила, что тёмный разделся до пояса, повесив пиджак и рубашку на спинку стула. Здоровый бугай. И на плече какая‑то татуировка…
— Не бойся, — непривычно добрым голосом сказал он домовому. — Имени не требую. Скажи, как тебя люди зовут.
— Так это, — оживился дедок, — Петровичем.
— Оригинально, — угрюмо заметила я.
— Традиционно, — назидательно поправил косматый старикан.
— У нас тут одна проблема, Петрович, — доверительно сообщил ему тёмный. — Надо бы, чтоб ты за квартирой присмотрел.
— Дык я и так того, присматриваю…
— А ты получше присматривай. Мало ли. Вдруг гости какие странные объявятся, или ещё что.
— Ага, — понимающе мигнули глазки–бусинки. — Пригляжу, не извольте беспокоиться.
— Спасибо.
Вот бы он и с людьми был такой же обходительный, как со всякой нечистью. Домовые — это же нечисть? Хотя вроде как добрые духи. Но бывает, душат во сне — мне девочка одна на работе жаловалась, а я отмахнулась тогда: мол, сказки всё это, а ты лучше щитовидку проверь…
