Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин
Куда–то вынесет меня нелёгкая?! Угомонился бы проклятущий ветер, враг мой злющий. То затихает, то с нарастающей силой срывает белые гребни с тяжёлых, свинцово–серых волн. Страшновато. А вдруг из–за острова нарисуется буксир с баржей? Мой неуправляемый плот неминуемо попадёт под него. От этой непрестанной жуткой мысли оторопь берёт, холодком пробирает.
«Господи! Храни меня как зеницу ока; в тени крыл твоих укрой меня». (Библия, псалом Давида 16, стих 8). Однако, как говорится: «На Бога надейся да сам не плошай». «Богу молись, но к берегу гребись».
В полдень миновал устье Кети. Теперь не закрутит в водовороте, как в прошлый раз перед Колпашево. На душе отлегло. Можно перевести дух после беспрестанной гребли. Густые ивы, высокие вётлы и тополя острова Канеровского сопровождают меня, но они скоро окончатся мысом. Я снова окажусь на середине Оби. И там опять придётся глотать адреналин лошадиными дозами при виде идущей на тебя махины, гружёной песком, лесом, нефтью. Пока есть время, надо уходить к правому берегу протоки. Подойти к нему не трудно. Достаточно не грести, бросить вёсла. Сильный ветер быстро утащит плот в нужную сторону, хотя ещё минуту назад я так упорно старался держаться подальше от неё.
17.00. Из–за плохой погоды делаю привал за лесопильным заводом. Развёл костёр, нагрел воды, вымыл голову и тело. Разогрел банку тушёнки, заварил чай. От нечего делать разобрал валявшийся неподалеку старый речной щит–створ. Узкие, гладко оструганные и покрашенные белилами дощечки хорошо сохранились, вполне пригодны. Выдернув из них гвозди, я уложил их на корме плота. Так, на всякий случай. Вдруг понадобятся.
К вечеру ветер стих. Волны улеглись. Река покрылась мелкой рябью. До темноты можно пройти лишний десяток километров.
19.00. Отправляюсь в путь. Через пару часов течение выводит меня из протоки на Обь. Прямо передо мной во всей красе проходит огромный белоснежный танкер «ТН‑6–10». Капитан смотрит на меня в бинокль. Машу ему приветственно шляпой–афганкой.
— Привет, капитан! Хорошо, что я не на фарватере. Проехала бы твоя громадина по мне, как асфальтный каток по лягушке.
Скоро совсем стемнеет. Прибрежные деревья и кусты становятся сплошной чёрной стеной. Подкачав лодки, подгребаюсь к ветвям, привязываюсь к ним накрепко и готовлюсь к ночлегу на плаву. Надеваю ватные брюки, свитер, куртку, вязаную шапку. Лицо прикрываю от комаров москитной сеткой. Закутываюсь в непромокаемую плащ–палатку и заваливаюсь спать на дощатый настил. Как приятно после долгого сидения распрямить ноги, раскинуть натруженные руки.
Река баюкала, плавно покачивая плот. Ночные птицы пели нескончаемую колыбельную песню. Я спал беспробудным, здоровым сном человека, не обременённого душевными тревогами и грязной совестью.
Поутру лёгкий шелест моросящего дождя заставил подняться, взглянуть на часы. Ого! Без четверти десять!
Сбрасывая с себя тёплые одёжные доспехи, я то и дело посматривал на реку. Пока тихо. Надолго ли?
Освобождаю катамаран от привязи и медленно отплываю. Всё дальше удаляюсь к морю. Там кончится река, а вместе с ней завершится плавание моей лодки по жизни–реке. Стоит ли спешить?
Накрапывает мелкий дождь. Перекликаются птицы. Пасмурно. Тихо. Спокойно. Однообразие густого тальника. Одиноко и грустно.
10‑е июня. Воскресенье.
Сегодня день рождения моего бескорыстного, верного, надёжного друга Вити Хлыстунова. Для меня он по–прежнему Витя. Для других — Виктор Георгиевич Хлыстунов, Нерюнгринский транспортный прокурор, полковник юстиции, Почётный юрист. Не одну тысячу миль прошли мы вместе на океанских широтах! Не одну бутылку армянского коньяка распили в лучших ресторанах Владивостока после возвращения с китобойного промысла! Немало страниц в моём дневнике я посвящу этому добрейшему человеку. Познакомились мы на борту китобойной плавбазы «Дальний Восток» почти сорок лет назад. И ни разу наша дружба не дала трещину. Это о таких, как он, поётся в песне из кинофильма «Путь к причалу»:
Здесь у самой кромки бортов
Друга прикроет друг.
Друг всегда уступить готов
Место в шлюпке и круг.
Срочную старшина второй статьи Виктор Хлыстунов служил на Балтике комендором десантного корабля. Закончил Тобольское мореходное училище и юридический факультет Дальневосточного государственного университета.
С днём рождения, дружище! Счастья тебе, твоим близким и всяческих благ!
Я отвинчиваю пробку на фляге и каждое пожелание сопровождаю добрым глотком вишнёвого ликёра.
За тебя, друг!
За твои шестьдесят лет!
Мы ещё многократно встретимся на страницах «Одиночного плавания». А сейчас, дружище, я мысленно вернусь в теперь уже далёкий 1961‑й год. В город нашей моряцкой юности — во Владивосток. В 51‑й учебный отряд подводного плавания…
…В «учебке», на вещевом складе нам выдали чёрные вещевые мешки, в которые каждый из нас сложил чёрные суконные парадно–выходные брюки, тёмно–синюю голландку, известную на флоте под названием «суконка».
К ним прибавилась фланелевая рубаха — «фланка», с отложным широким воротником.
Ещё выдали белую летнюю парусиновую форменку, две обычных тельняшки и одну зимнюю, с начёсом.
Толстый, красномордый мичман, пыхтя и утирая вспотевшую лысину носовым платком, продолжал нагружать шмутьём.
Мы еле управлялись запихивать в мешки выдаваемые нам вещи: кожаный ремень с латунной бляхой, нашейный чёрный воротник — «галстук» и пару белых подворотничков к нему, чёрную цигейковую шапку–ушанку и чёрные хлопчато–бумажные перчатки.
Две пары тонких носков и одну — шерстяных, тёплых. Ботинки рабочие из грубой свиной кожи с сыромятными шнурками.
Сапоги яловые и белые байковые портянки.
Чёрные хромовые, парадно–выходные ботинки с крючками для шнурков.
Две пары полотняного и одну бязевую — нижнего белья, пару тёмно–синих трусов и летнюю полосатую майку. Пачку туалетного мыла «Лаванда» и брусок хозяйственного.
Два вафельных белых полотенца.
Два носовых платка.
Чёрную суконную шинель с одним рядом пуговиц.
Два тёмно–синих воротника — «гюйса» с тремя белыми полосками по краям.
Чёрный суконный бушлат с двумя рядами латунных пуговиц.
Погоны и погончики.
И, конечно, предмет флотской гордости — бескозырку с рубиново–красной звёздочкой, чёрную муаровую ленту с золотыми якорями и надписью «Тихоокеанский флот». Ещё два белых чехла к ней.
В общем, заведующий вещевым складом, добросовестно обмеряя каждого и определяя нужный размер, выдал одежды столько, что если её всю на себя надеть, то из пушки не пробить.
