Роберт Говард - Тень Вальгары
– На дне Дуная! – отозвался стоявший рядом венгерский копьеносец и презрительно сплюнул вниз. – Вульф Хаген потопил те суда, где размещались эти хваленые пушки, а остальные, говорят, намокли из-за дождей.
Медленная усмешка тронула губы фон Кальмбаха.
– А что Сулейман сказал Сальму?
– Что он будет завтракать в Вене послезавтра – двадцать девятого.
Готтфрид лишь усмехнулся и покачал головой.
4
Осада началась грохотом пушек, свистом стрел и хлопками фитильных замков. Янычары укрылись в развалинах пригородов, полуразрушенные стены которых все же смогли их защитить. Как только взошло солнце, они – под прикрытием огня – стали медленно продвигаться вперед.
Стоя возле орудия с обнаженным мечом, Готтфрид фон Кальмбах увидел, как со стены упал трансильванец-артиллерист, и его мозги брызнули из огромной раны в голове – это турецкое разрывное ядро разлетелось на куски слишком близко от стены.
Орудия турок лаяли, как бешеные псы, упорно долбя ядрами стены; древний камень крошился, проломы росли прямо на глазах. Янычары, чуть ли не ползком, продолжали продвигаться вперед, тоже ведя непрерывный огонь. Некоторые ядра по пологой дуге перелетали через стену, одно из них едва не задело Готтфрида. Он, яростно выругавшись, метнулся к оставленной трансильванцем пушке и вдруг заметил странную фигуру, которая что-то внимательно разглядывала, перевесившись через огромную брешь в стене.
Это оказалась женщина, но фон Кальмбах никогда не видел столь причудливого наряда даже на умеющих поразить воображение француженках. Она была довольно высокой, прекрасно сложенной и гибкой. Из-под широкого стального наголовника вырывались непокорные пряди волос, отливавшие на солнце красным золотом. Высокие сапоги из кордовской кожи закрывали ноги до середины бедра, скрываясь под мешковатыми короткими штанами, в которые была заправлена тонкая рубашка и короткая турецкая кольчуга. Тонкую талию охватывал зеленый шелковый пояс с целым набором оружия – пистолетами, кинжалом и длинной венгерской саблей. Все довершал небрежно наброшенный на плечи ярко-алый плащ.
Эта удивительная особа разглядывала группу турок, кативших вперед огромную пушку.
– Эй, Рыжая Соня! – крикнул один из копьеносцев, махнув ей рукой. – Пошли их к дьяволу, девочка моя!
– Ты что, мне не доверяешь? – резко отозвалась она, подходя к пушке трансильванца и прикладывая фитиль к запальному отверстию. – Ты еще посмотришь на меня, песья башка, когда моей мишенью будет Роксолана...
Ужасная детонация заглушила ее слова, облако дыма накрыло всех находившихся рядом, а сильнейшая отдача перегруженной пушки опрокинула девушку на спину. В то же мгновение она вскочила на ноги, как распрямившаяся пружина, и бросилась к амбразуре, нетерпеливо вглядываясь сквозь дым. Он вскоре рассеялся, и все увидели то, что осталось от турецкой пушки и орудийной прислуги. Огромное ядро, размером больше чем с человеческую голову, прямым попаданием превратило орудие в груду покореженного металла. Остатки пороха взорвались и разнесли в клочья турок-артиллеристов, ранив осколками еще нескольких, находившихся неподалеку. С башни раздались возгласы ликования, а девушка по имени Соня издала победный клич, и лихо закружилась в казачьей пляске.
Готтфрид смотрел на нее с откровенным восхищением, невольно любуясь прекрасными линиями гибкого тела. Почувствовав пристальный взгляд германца, девушка звонко рассмеялась, и он заметил мерцающие огоньки в ее неуловимых по цвету глазах.
– Почему ты так хочешь, чтобы твоей мишенью была Роксолана, девочка? – спросил он, подойдя к ней ближе.
– Потому что эта мерзавка моя сестра! – с презрением ответила Соня.
В это мгновение над стенами прокатился оглушительный, леденящий душу вопль; девушка напряглась, как пантера перед прыжком, и выхватила саблю, ослепительно блеснувшую на солнце.
– Узнаю этот вой! – крикнула она. – Янычары!
Готтфрид метнулся к амбразуре. Он тоже узнал ужасающие звуки, которыми янычары начинали атаку, запугивая противника. Сулейман предполагал, что легко покорит город, который стоял у него на пути к остальной Европе, и намеревался сокрушить его хрупкие стены одним ударом. Его абазы гибли, как мухи, прикрывая собой продвижение основного войска, и поверх груд их мертвых тел к Вене устремились янычары. Они вздымались, как волны, пересекая рвы по переброшенным, как мосты, лестницам. Их рядами косили австрийские пушки, но теперь атакующие были уже под самыми стенами, и ядра летали поверх их голов.
Испанские запальщики обрушивали огонь почти вертикально вниз, и янычары несли большие потери, но, приставив лестницы к стенам, воющие безумцы упрямо лезли наверх. С земли, прикрывая их, непрерывно летели стрелы, сбивая вниз защитников города. Продолжали громыхать турецкие полевые орудия, не разбирая – где свои, где чужие. Невероятной силы удар внезапно отшвырнул Готтфрида, стоявшего у амбразуры, назад – ядро, выпущенное турецкой пушкой, разбило вдребезги зубец крепостной стены, размозжив головы нескольким защитникам. Наполовину оглушенный, германец с трудом выбрался из-под камней и изуродованных тел товарищей и подошел к краю стены. Он посмотрел вниз и увидел стремительно надвигающуюся массу ревущих янычаров с искаженными безумием лицами и дико горящими глазами. Широко расставив ноги, Готтфрид взмахнул своим огромным, почти в человеческий рост, мечом и с силой обрушил его на головы атакующих. Несколько трупов полетело вниз, цепляясь мертвыми пальцами за окровавленные перекладины лестницы.
Этих он остановил, но янычары лезли со всех сторон, используя все сколько-нибудь подходящие проломы и бреши. Когда нескольким из них удалось взобраться наверх, они издали громогласный вопль радости, но никто из австрийцев не осмелился покинуть свой пост и броситься на прорвавшихся врагов, потому что теперь эти одержимые могли появиться на стене в любом месте и в любой момент. Ошеломленным защитникам казалось, что Вена окружена сверкающим бушующим морем, которое вздымается все выше и выше к крепостным башням.
Прикрывая спину, Готтфрид отступил назад и огляделся: три янычара копошились на последней перекладине лестницы почти у самых его ног. Германец обрушил свой тяжелый меч на их ятаганы и могучим усилием смел всех троих вниз. В ту же минуту чей-то клинок лязгнул по его шлему, и перед глазами Готтфрида вспыхнул сноп ослепительных искр. Не оборачиваясь, он наугад ударил мечом куда-то вбок и почувствовал, что сталь достигла цели – послышался отвратительный хруст, и чужая кровь потекла по его руке. Уловив за спиной какое-то движение, Готтфрид поспешно выдернул меч, но не успел он повернуться к новому врагу, как кто-то вскрикнул и одним прыжком оказался рядом с ним. Сталь сверкнула на солнце, и германец услышал скрежет расколовшихся доспехов.