Уилбур Смит - В джунглях черной Африки
Какого-то слоненка придавило телом умирающей матери. От боли и ужаса, со сломанным хребтом, он жалобно кричал. Часть слонов оказалась в окружении тел своих мертвых собратьев. Они старались вырваться на свободу, вставая на дыбы, карабкаясь через горы трупов. Их убивали, они падали на уже убитых, сзади лезли другие и тоже падали замертво — уже сверху.
Бойня закончилась быстро. Через считанные минуты стрелки уложили всех взрослых животных. Слоны лежали бок о бок, а кое-где и друг на друге, напоминая залитые кровью холмы. Живыми оставались только слонята. Они кружились в замешательстве, натыкаясь на уже мертвых или умирающих слонов, жалобно кричали, трясли хоботами слоних.
К куче медленно приближались стрелки. Вокруг обреченного стада сужалось смертельное кольцо сверкающего на солнце ружейного металла. Люди непрерывно стреляли и перезаряжали винтовки, выбивая одного слоненка за другим. Когда уже не осталось ни одного стоящего на ногах, егеря полезли на гигантские туши мертвых слонов, чтобы выстрелом в огромную окровавленную голову добить еще дышавших. Сам слон при этом оставался неподвижным, однако нередко животное, содрогнувшись, вытягивало конечности, моргало, а затем безжизненно распластывалось.
Прошло всего лишь шесть минут с тех пор, как раздался первый выстрел. В Длинном Влее воцарилась тишина. И только в ушах стрелков еще стоял гром выстрелов. Все замерло; слоны лежали как снопы, прошедшие через ножи комбайна; горячая, высохшая земля жадно пила их кровь. Подавленные, охваченные ужасом, егеря застыли поодиночке посреди этого кровавого, опустошенного поля. Словно будучи не в силах оторвать взор, они все смотрели и смотрели на горы трупов, и в глазах их читалось раскаяние. Пятьдесят слонов — двести тонн мертвой, окровавленной плоти!..
Трагическое оцепенение егерей нарушил Джонни Нзоу. Он медленно вернулся к трупам двух слоних — туда, где их застала смерть. Они лежали рядом, плечом к плечу, аккуратно поджав ноги и словно стоя на коленях как живые, и только пульсирующие фонтанчики крови во лбу нарушали эту иллюзию.
Джонни поставил винтовку на землю и облокотился о ствол, всматриваясь в мертвых матрон с благоговейным молчанием. Он не видел, что Джок снимает его на видеопленку. То, что он делал, как и то, что собирался сказать, не было продумано или подготовлено заранее.
— Амба гале, Амахулу, — прошептал он. — Идите с миром, старые слонихи. Вы вместе жили, вместе и уходите. Да будет земля вам пухом. Простите нас за то, что мы сотворили с вашим родом.
Он пошел прочь. Дэниел остался на месте, понимая, что другу не до него. Остальные егеря тоже сторонились друг друга, не обменивались добродушными шутками, не поздравляли друг друга с окончанием успешной охоты. Кто-то бродил среди мертвых слонов со странно тоскливым взором; кто-то присел на корточки там, где сделал свой последний выстрел, — курил сигарету, уставившись на стертую в пыль землю у себя под ногами. Четвертый егерь положил винтовку на землю, засунул руки в карманы и, подняв плечи, наблюдал за слетавшимися стервятниками.
Сначала воронье представляло собой лишь крошечные точки на фоне ослепительной белизны кучевых облаков — словно молотый перец, рассыпанный по скатерти. Они кружили все ниже и ниже, взмахивая широкими крыльями, образуя боевые порядки — колесо смерти над местом недавней бойни, — и скоро их тени уже метались над гигантскими мертвыми тушами, лежащими посреди Длинного Влея.
Через сорок минут Дэниел услышал шум моторов — через лес к ним приближались грузовики. Впереди бежали полуголые африканцы с топорами, вырубая кустарник и создавая импровизированную дорогу. С видимым облегчением Джонни поднялся и поспешил распорядиться по поводу разделки слоновьих туш.
Груду растаскивали в стороны с помощью цепей и лебедок. Затем в морщинистой коже слонов стали делать глубокие надрезы — вдоль живота и спины. Вновь включили лебедки и стали сдирать шкуру, с треском разрывая подкожную ткань. Шкура сходила длинными полосами — серая и сморщенная снаружи и блестяще-белая изнутри. Раздельщики складывали полосы на пыльную землю, тут же засыпая их крупной солью.
На ярком солнечном свете ободранные от кожи туши выглядели как-то оскорбительно непристойно; влажные, пронизанные белым жиром и алыми мышцами распухшие животы распирало, всем своим видом они словно приглашали всадить в них разделочный нож.
Кто-то из раздельщиков вонзил свой нож с изогнутым концом в живот одной из старых слоних. Стараясь не вводить нож слишком глубоко, чтобы не задеть внутренности, он пошел вдоль тела слонихи, взрезая ткань — словно раскрывал молнию на поясной сумке. Распоротый живот широко раскрылся, и, блестя, словно парашютный шелк, наружу пузырем вырвался желудок. Затем гигантскими кольцами на землю выползли кишки. Казалось, они живут самостоятельной жизнью — извиваются, разгибаются под действием собственного скользкого веса, напоминая тело просыпающегося питона.
За дело взялись пильщики. Назойливый вой двухтактных бензопил звучал как-то кощунственно на месте, которое только что посетила смерть. Покашливая, выхлопные трубки выбрасывали в прозрачный воздух голубоватый дымок. Пильщики отчленяли конечности, и вращающиеся с большой скоростью зубчатые цепи окутал тончайший туман частиц мяса и кости. Затем распилили хребты и ребра, и скоро громадные туши развалились на части, с помощью лебедок их погрузили в поджидающие рефрижераторы. Отдельная группа рабочих с баграми перемещалась от туши к туше, выискивая во внутренностях матки слоних. — Дэниел видел, как они взрезали одну такую, налитую кровью, темно-багровую от покрывающей ее сети набухших сосудов, и из пузыря вместе с потоком жидкости на вытоптанную траву выскользнул плод размером с большую собаку.
До полного развития ему недоставало всего несколько недель. Самый настоящий слон, только совсем маленький, покрытый рыжеватыми волосами, которые должны были исчезнуть вскоре после рождения. Плод был еще жив и слабо шевелил хоботком.
— Убейте его, — коротко приказал Джонни на языке синдебеле.
Хотя неродившийся слоненок, конечно же, не мог чувствовать боли, Дэниел неожиданно отвернулся, увидев, как один из раздельщиков отрубил маленькую голову одним ударом панги. Дэниела чуть не вырвало, но ведь при выбраковке ничто не должно пропасть даром. Кожа неродившегося слоненка благодаря высокому качеству ценится очень высоко, из нее потом сделают дамскую сумочку или портфель стоимостью несколько сот долларов.
Чтобы отвлечься, он отошел в сторону от места бойни. Теперь там валялись лишь головы этих огромных животных и горы блестящих внутренностей. В слоновьих кишках ничего ценного не содержалось — их оставляли на съедение стервятникам, гиенам и шакалам.
