Марк Фурман - Прерванный полет
Сегодня вскрытий не было. Лихачева едва успела раскрыть свежий журнал по судебной медицине, как увидела через окно подъехавшую машину прокуратуры.
Через несколько минут после короткого церемониала знакомства они сидели напротив друг друга. Обстановка маленького кабинета Лихачевой почти ничем не напоминала о суровой профессии хозяйки. Стол, два стула, застекленный шкаф с книгами по медицине, цветы, радиоприемник на тумбочке, на стенах несколько фотографий в металлических рамках. Корначев присмотрелся к ним. Заснеженный лес, одинокая церквушка на пригорке, ледоход на реке, тройка стремительно бегущих лошадей… Лишь резиновые перчатки на подоконнике да желтоватый череп на полке, пожалуй, выдавали профессию Лихачевой.
— «Дама с характером и с претензиями», — подумал о хозяйке Юрий, привыкший видеть в кабинетах экспертов определенный беспорядок, полное отсутствие уюта и груды бумаг на столе.
«Довольно молод и, как следователь, видно, не слишком силен, — предположила Екатерина Даниловна, разглядывая Корначева. В ее серых больших глазах появился едва заметный холодок. Словно на чистое голубое небо неожиданно набежало легкое облачко. — Еще один, и так без конца». Лихачева не сказала об этом вслух, но Юрий интуитивно почувствовал ее неприязнь. Пока она в ответ на его просьбу найти акт вскрытия Жигулевой просматривала папки, он более внимательно рассматривал фотоснимки.
— Интересуетесь фотографией? — Корначев остановился перед ледоходом на реке.
— Есть немного. Не все же трупы фотографировать…
Он пропустил мимо ушей слова о трупах и подошел к пейзажу, где сквозь высокие стволы берез пробивалось неяркое солнце.
— И против света фотографируете, Екатерина Даниловна? Удачный снимок.
— Ничего особенного, тут с поляризационным светофильтром. Нас по фотографии в Санкт-Петербурге почти два месяца натаскивали. Приобрела «Зенит» с объективами, и вот итог. Раньше снимала много, теперь от случая к случаю.
— Я тоже от отпуска к отпуску. Нет времени, а жаль. Иногда хочется забросить все, взять аппарат и на природу.
— Вот и шли бы в фотографы…
Наконец Лихачева нашла акт и положила его перед собой. Она поняла, что допустила бестактность.
— Так какие у вас вопросы, Юрий Владимирович? — Голос ее звучал мягче. — До вас этой женщиной занимались несколько следователей и областная прокуратура, не считая ребят из уголовного.
— Вопросы есть. — Корначев достал из портфеля листок бумаги. Сегодня с утра я прочел ваше заключение и кое-что набросал, чтобы не забыть.
— Вам поручили это дело? — Лихачева настроилась на долгий разговор. — Что ж, спрашивайте.
— Вы выезжали на место происшествия?
— Естественно, лагерь ведь расположен в нашем районе.
— И каково ваше первое впечатление о причине смерти?
— Вы ведь знаете, что до вскрытия эксперт высказывает свое мнение лишь предварительно.
— И все же…
— Женщина сидела на месте водителя. Ключи зажигания лежали у нее под правой рукой. Все стекла в салоне были плотно закрыты, дверцы тоже. Как определил наш шофер, аккумулятор сел. Вот вам и смерть от отравления карбоксигемоглобином.
— Допустим. А может, от люминала?
— Отравление люминалом не исключалось.
— Вы брали органы на химическое исследование?
— Разумеется. В содержимом желудка химики нашли следы люминала.
— Но причиной смерти все же явилось…
— Конечно, огнестрельное ранение. Простите, что я вас перебиваю, но вы и сами это прекрасно знаете.
— В устах эксперта это звучит внушительнее.
— Все-таки пуля, а не угарный газ или люминал?
— Тут, вероятнее всего, была инсценировка отравления угарным газом. — Лихачева достала из ящика стола начатую пачку сигарет. — Не возражаете, если я закурю?
— Охотно составлю вам компанию, тем более, сигареты приятные. — Корначев поднес горящую спичку Лихачевой, прикурил сам.
— Спасибо. Что касается люминала, то, вероятнее всего, перед смертью ее возможно усыпили. Между прочим, Жигулева была беременна.
— Я читал об этом в вашем заключении. Но было ли это мотивом убийства? В наше время, если я верно информирован, прервать беременность можно без особых хлопот. К тому же и срок небольшой.
— Да, где-то между вторым и третьим месяцами.
— Раньше она рожала?
Это исключается.
— А аборты? Простите, что я вас так детально расспрашиваю, но у нас очень мало доказательств.
— Валяйте и не смущайтесь. Я настроилась на долгий разговор. На этот вопрос я вам не отвечу, нет в судебной медицине точных критериев.
— Время наступления смерти?
— Ответ может быть только приблизительным. Декабрь прошлого года не исключается.
— Убийство могло быть совершено в машине? Это очень важно, Екатерина Даниловна, и поясню почему. В Жигулеву стреляли сзади. И, если водитель сидел за рулем, значит, у него был сообщник.
— Такая версия маловероятна. В салоне не было крови, в багажнике лишь незначительные следы…
— Да, два небольших пятна. Я читал заключение биологов. Они не исключают, что это могла быть кровь потерпевшей.
— Я предполагаю, после того как Жигулеву убили, ее переодели в чистую одежду и лишь потом положили труп в багажник. — Лихачева бросила окурок в пепельницу. — Давайте проветрим комнату, Юрий Владимирович. Ведь ваш поток вопросов еще не иссяк?
— В проницальности вам не откажешь. Помогая открыть раму, Юрий непроизвольно положил ладонь на руку Лихачевой. На миг их руки соединились. Женщина спокойно убрала свою узкую ладонь, предоставив Корначеву возможность одному повоевать с окном.
— Вы еще не спрашивали о содержимом желудка, Юрий Владимирович. Вас это, наверное, тоже интересует?
«Однако, дама с крепкими нервами». — Слегка смущенный Корначев кивнул и отошел от распахнутого окна.
— К счастью, тело сохранилось хорошо. Вы сами видели фотографии. И тому есть причина. Нынешние зима и весна были холодными. Морозы не раз доходили до сорока, что явилось условием великолепной естественной консервации. Поэтому в желудке остались частицы пищи.
— И что же? Я, признаюсь, это пропустил.
— В желудке я обнаружила несколько кусочков, похожих на апельсиновые или мандариновые дольки. И, поскольку они еще не успели полностью перевариться, можно полагать, что смерть Жигулевой наступила через 2–3 часа после приема пищи.
— Пожалуй, мы почти во всем разобралась. — Юрий подошел к книжному шкафу и с минуту разглядывал корешки книг. — Однако у вас тут не только медицина. Кое-что из художественной литературы, есть книги по искусству.
