Алистер Маклин - 48 часов
В то же мгновение я очнулся от сковавшего меня паралича и резко оттолкнулся левой ногой от внутренней стенки сейфа. У меня под рукой оказалась трубка воздуховода Квинна, и я потянул ее изо всех сил, надеясь этим лишить моего противника равновесия. Одновременно я почувствовал в боку острую боль, и что-то резко рвануло мою правую руку. Я упал навзничь на палубу и перестал видеть Квинна. Но не потому, что потерял сознание или Квинн исчез из моего поля зрения. Квинн на моих глазах исчез в потоке кипящей белой пены, потому что для каких бы больших нагрузок ни были предназначены резиновые воздуховоды, они не способны выдержать удар ножа самого сильного человека, какого только я в жизни встречал. Квинн, промахнувшись, сам себе перерезал трубку, по которой к нему шел сжатый воздух.
И теперь уже ничто не могло спасти его здесь, при давлении в три или четыре атмосферы. Вода уже заполнила половину его скафандра. Я взял нейлоновый шнур и, действуя, скорее, инстинктивно, опутал им конвульсивно двигающиеся ноги Квинна, стараясь при этом остаться недосягаемым для его страшных рук. Я не сомневался, что их силы могло еще и теперь хватить на то, чтобы забрать меня с собой. Кроме того, я подумал, что, когда те двое наверху, обеспокоенные появлением воздушных пузырей из трюма, появятся здесь, чтобы проверить, что произошло, они могут решить, что Квинн запутался в шнуре и, пытаясь освободиться, перерезал воздуховод. Связывать ноги умирающему, вместо того чтобы оказать ему помощь, — не слишком рыцарский поступок. Однако меня не мучила совесть ни тогда, ни позже. Квинн был всего лишь безумцем, чудовищем, убивающим для удовольствия. Впрочем, я думал не о нем, а о несчастных узниках Дюб Сджэйра, которые тоже могли погибнуть… Поэтому я просто бросил его подыхать, а сам быстро поднялся к потолку трюма и укрылся там.
Первые два водолаза уже спускались в трюм, разматывая по дороге сигнальные канаты. Я подождал, пока их шлемы окажутся ниже моих ног, ухватился за канат от стальной корзины и, держась за него, начал подъем. Внизу я провел ровно десять минут, поэтому, когда мой ручной лот показал, что до поверхности осталось четыре метра, я сделал трехминутную остановку в целях декомпрессии. Квинн в это время наверняка уже был мертв.
Вынырнув, я поступил так, как советовал мне Хатчинсон, и без всякого труда отыскал «Файркрэст». Тим помог мне подняться на палубу, за что я был ему бесконечно благодарен.
— Рад видеть вас снова, Калверт, — сказал он. — Никогда бы не поверил, что когда-нибудь мне придется умирать от страха тысячу раз в минуту, но приходится признать, что последние полчаса попортили мне много крови! Как пошло?
— Очень хорошо… У нас еще есть время. По крайней мере, пять-шесть часов.
— В таком случае я поднимаю якорь.
Тремя минутами позже мы уже двинулись в путь, а еще через три минуты мы уже были посреди «Глотки мертвеца» и плыли на северо-восток вместе с приливом. Я спустился в салон, где шторы были по-прежнему тщательно задернуты, хотя в этом и не было уже никакой необходимости: туман и не думал рассеиваться. Я разделся и занялся промыванием весьма скверной на вид раны, которая тянулась от нижнего ребра до плеча. До меня дошел звук включения автоматического управления, и через минуту на пороге показался Хатчинсон. Густая растительность на лице Тима не позволяла мне по его выражению понять, что он думает о моей ране. Но молчал он достаточно выразительно.
— Что случилось, Калверт? — наконец спросил он меня.
— Квинн. Я наткнулся на него в сейфе судна.
Он молча помог мне наложить повязку. Только когда с этим было покончено, он сказал:
— Квинн мертв.
И это не было вопросом.
— Он перерезал свой воздуховод, — объяснил я и рассказал Хатчинсону обо всем, что произошло внизу.
Мы не сказали друг другу и десяти слов до самого Крэйджмора. Он не поверил мне. И никогда не поверит.
Дядюшка Артур тоже не поверил мне, и я знал, что он не поверит мне даже на смертном ложе. Но его реакция была совершенно иной: он был в восторге. Он действительно был совершенно беспощаден в таких делах. Но самое любопытное заключалось в том, что, как мне показалось, пятьдесят процентов заслуги в проведении этой якобы экзекуции он приписал себе.
— Всего двадцать четыре часа назад, — сказал дядюшка, попивая чаек, — я попросил Калверта найти этого индивидуума и уничтожить его любыми средствами. Должен признать, что способ был выбран исключительно элегантный — перерезанная трубка воздуховода… Чисто и четко, мой мальчик. Поздравляю!
Шарлотта Скаурас мне поверила. Почему? Не знаю, но она поверила мне. Она сняла бинты, промыла мне рану и наложила очень профессиональную повязку. Я вынес все, не моргнув глазом и не скрежеща зубами, чтобы не рушить ее веру в крепость и стойкость тайных агентов. Поэтому, вместо того чтобы кричать, я рассказал ей все, что со мной приключилось, а потом поблагодарил ее за заботу и доверие. В ответ она улыбнулась мне.
Шесть часов спустя, за двадцать минут до назначенного отплытия «Файркрэста», она уже мне не улыбалась. Она смотрела на меня так, как обычно смотрят женщины, когда они полны решимости чего-то добиться, но при этом знают, что ничего у них не выйдет.
— Я очень сожалею, Шарлотта, — сказал я, — но все это не имеет смысла. Вы не можете идти туда с нами. Об этом не может быть и речи.
На ней были свитер и черные брюки, специально надетые для ночной эскапады.
— Мы отправляемся не на пикник, — объяснял я. — Вы сами утром говорили, что там не обойдется без стрельбы. Я категорически не желаю, чтобы вас убили.
— Я останусь внизу, Филипп. Я носа не высуну на палубу. Я вас умоляю разрешить мне сопровождать вас!
— Речи нет.
— Но вы же говорили, что сделаете для меня все на свете!
— Чтобы вам помочь — да. Чтобы вас убили — нет, Я не могу допустить, чтобы с вами что-нибудь случилось, Шарлотта.
— Правда? Я так много для вас значу?
Я улыбнулся и кивнул головой.
— Это так важно для вас, Филипп?
Я снова кивнул головой. Она долго смотрела на меня, и в ее глазах я читал вопрос, а ее губы дрожали от непроизнесенных слов. Потом она сделала шаг ко мне, обняла меня за шею и попробовала задушить. По крайней мере, так это понял я своей совершенно разрегулированной от частых встреч с Квинном башкой. На самом деле она прижалась ко мне, как прижимаются к дорогому существу, прощаясь навсегда. Может, она была медиумом, ясновидящей, может, ее глазам явился бедный неподвижный Калверт, плавающий хребтом вверх в темных водах ангара на Дюб Сджэйре? Что ж, я тоже мог легко представить себе эту картинку. Я понемногу начинал задыхаться в ее объятиях и уже собирался отреагировать так, как надлежит реагировать в таких обстоятельствах, но она неожиданно оторвалась от меня, вытолкнула из каюты и закрыла дверь на ключ.
