Густав Эмар - Морские титаны
Лоран кинулся к донье Линде, возле которой суетились донья Флора и отец Санчес и которая улыбалась, несмотря на причиняемые раной страдания.
— Бедное, бедное дитя! — воскликнул молодой человек с живейшей скорбью. — Боже мой, и это ради меня!
— Разве я не ваш ангел-хранитель? Вы спасены, — промолвила она со спокойной и кроткой улыбкой. — О, я счастлива! Как я счастлива!
Голос доньи Линды слабел. Она взяла руку доньи Флоры, вложила ее в руку Лорана и чуть внятно прошептала:
— Любите друг друга… Ведь и я любила вас, — прибавила она, и судорожное рыдание вырвалось из ее груди.
Глаза девушки сомкнулись, голова откинулась назад, и она застыла в неподвижности.
Даже флибустьеры, эти суровые и неумолимые люди, утирали украдкой глаза, чтобы скрыть навертывавшиеся слезы.
— Боже мой! — вскричал Лоран. — Она умерла!
— Умерла, моя сестра умерла! — вскричала донья Флора в отчаянии.
Отец Санчес покачал головой.
— Нет, — сказал он, — это только обморок.
— О! Значит, она спасена!
— Не льстите себя безумной надеждой, рана чрезвычайно опасна.
По знаку монаха авантюристы с трогательными предосторожностями перенесли девушку в соседнюю комнату, где уже расположилась донья Лусия; донья Флора шла за ними, заливаясь слезами.
Вдруг невдалеке от Цветочного дома раздался громовой залп из орудий. Испанцами овладел невыразимый ужас, они мгновенно обратились в бегство.
— Не унывать, ребята! — зычно крикнул Лоран. — Открывайте двери, чересчур уж долго сидели мы здесь взаперти; наши товарищи идут к нам на помощь! Ударим-ка по этим испанским собакам! Не щадите этих убийц женщин! Помните о донье Линде!
Авантюристы ответили громкими криками, к которым примешивался глухой рокот, доносившийся из подземелья.
Вдруг потайные двери разлетелись вдребезги, и толпа флибустьеров во главе с Хосе, Монбаром и Олоне ворвалась в дом.
Братья-матросы пожали друг другу руки.
— Я ждал тебя, — сказал Лоран.
— Я здесь, — только и ответил Монбар.
Два необыкновенных человека поняли друг друга без лишних слов.
Флибустьеры высыпали из дома и с яростью устремились на испанцев, которые тщетно пытались оказать сопротивление.
Почти в то же время появился Польтэ; точно тигр, прыгнул он в самую гущу врагов, сметая всех попавшихся на пути испанцев.
Последние защитники города попали между двух огней; почти все они полегли на месте.
Отряд под командой Польтэ шел к Панаме дорогой из Пуэрто-Бельо, которую никто не охранял; когда авантюристы достигли стен города и увидели, что никто даже не пытается преградить им дорогу, что на стенах нет ни души, они забыли предостережения Монбара и рассеялись во все стороны грабить и гоняться за испанцами, которые при одном виде авантюристов в ужасе бежали.
Флибустьеры беспрепятственно добрались до площади Пласа-Майор, где неожиданно были встречены жестоким залпом из шести орудий, поставленных перед церковью.
Взбешенные тем, что один залп уложил на месте человек пятьдесят, флибустьеры очертя голову ринулись на орудия, не давая испанцам времени перезарядить их, и без всякой жалости перерезали всех артиллеристов.
Этот-то залп из орудий и дал знать Лорану о прибытии товарищей.
Между тем богатейшие торговцы города сложили в лодки самое ценное из своего имущества с целью спастись бегством на остров Товаго; флотилия галионов тоже попыталась сняться с якоря и выйти в открытое море. Но несчастные испанцы обманулись в своих надеждах: корвет «Жемчужина» и каравелла «Святая Троица», на рассвете пришедшие под испанским флагом на рейд Панамы, внезапно подняли флибустьерский флаг и открыли убийственный огонь по баркам и галионам.
Им пришлось сдаться.
Монбар приказал имущество жителей сносить на Пласа-Майор, а когда больше нечего будет брать, сжечь город.
В то же время начались и казни.
Поместив донью Флору и отца Санчеса под охраной Мигеля Баска с двумя десятками Береговых братьев в губернаторском дворце, Лоран с Тихим Ветерком вскочили в лодку и пошли на веслах к корвету.
Лоран спешил захватить презренного Хесуса Ордоньеса, чтобы предать его неумолимому суду своих товарищей.
Вскоре он был на корвете, и лейтенант Тихого Ветерка встретил его и своего командира с величайшими почестями.
Тут произошла сцена, вполне обрисовывающая характер флибустьеров; несмотря на весь ее ужас, она не лишена доли комизма, и даже не знаешь, смеяться или содрогаться от такого страшного поступка.
Лейтенант Тихого Ветерка был старый, опытный в своем ремесле флибустьер, хоть и ограниченного ума, всей душой преданный своему командиру и считавший каждое его слово святым.
— Где пленник? — спросил Лоран.
— Испанец-то?
— Ну да, — вмешался Тихий Ветерок, — тот, которого я послал два дня назад на корабль с утеса Мертвеца.
— Ага! Понимаю… Я исполнил ваше приказание.
— Какое? — с некоторым беспокойством спросил Тихий Ветерок, так как хорошо знал своего лейтенанта.
— Да то, что вы сами дали.
— Я?
— Кто же иной, помилуйте! Разве не вы сказали, что с него живьем сдерете шкуру?
— Правда, сказал, ну и что дальше?
— Это исполнено. Вот и все! — с милейшей улыбкой заявил лейтенант.
— Как! Ты действительно живьем содрал с него кожу?! — вскричал Лоран, остолбенев от такого хладнокровия.
— С живехонького, — радостно подтвердил лейтенант, потирая руки. — Говоря по правде, хлопот с ним было пропасть. Он словно чертенок рвался из рук и кричал так, что мы чуть не оглохли; но все равно, операция прошла отлично.
— Но скажи, во имя всех чертей, — вскричал Тихий Ветерок, — зачем же ты это сделал?!
— Полагал, что оказываю вам услугу, капитан, избавляя от лишних хлопот… Кроме того, я просто не знал, честно говоря, чем мне заняться в ваше отсутствие.
— Странное занятие! — пробормотал Тихий Ветерок.
— Я сохранил кожу; она очень хороша, вы останетесь довольны.
— Пошел к черту, олух!
— Как! Разве я сделал что-то не так? — наивно осведомился лейтенант, сильно опечаленный резкими словами командира.
— Нет, друг мой, — мрачно промолвил Лоран, — ты ничего плохого не сделал, потому что был всего лишь орудием Провидения, все это — дело рук Божьих, так было угодно Ему.
— Ого! — воскликнул лейтенант, глядя на флибустьеров с оторопелым видом.
Почтенный лейтенант ровно ничего не понимал.
— Поедем обратно, Тихий Ветерок, — продолжал Лоран, — нам тут больше делать нечего.
— А кожа? — робко спросил лейтенант. — Разве вы не возьмете ее, капитан?
— Я?.. Нет, оставь ее себе; делай из нее что хочешь.
