Томас Майн Рид - Гвен Винн. Роман реки Уай
– Мисс Винн исчезла!
– Мисс Винн исчезла? Но куда?
– Никто не знает. Известно только, что она исчезла в вечер бала, никому ничего не сказав; не оставив ни следа… кроме…
– Кроме чего?
– Кроме кольца – кольца с бриллиантами. Я сам нашел его в летнем домике. Вы знаете это место – знаете и кольцо, верно?
– Конечно, мастер Шенстон: у меня есть для этого причины, и очень болезненные. Но я не обязан сообщать их, тем более вам. Что бы это могло значить? – добавляет он, обращаясь к самому себе и думая о том звуке, который он слышал, отплывая. Звук соответствует тому, что он только что услышал; он словно опять слышится у него в ушах, все больше и больше напоминая крик. – Но, сэр, прошу вас, продолжайте! Ради Бога, ничего не утаивайте; расскажите мне все!
На эту просьбу Шенстон отвечает, описывая все происходившее в Ллангоррен Корте, все, что предшествовало его отъезду, и откровенно признается, какие причины привели его в Булонь.
Манера, в которой все это воспринято, еще больше убеждает его в невиновности Райкрофта, и он снова просит прощения за свои подозрения.
– Мастер Шенстон, – отвечает Райкрофт, – вы просите то, что я охотно готов дать, Бог видит как охотно. Если на долю той, о ком мы говорим, выпало какое-то несчастье, каким бы ни было ваше горе, оно не может быть больше моего.
Шенстон убежден. Речь Райкрофта, его внешность, все его поведения доказывают, что он не только не причинил вред Гвендолин Винн, но и испытывает за нее такую же сильную тревогу, как он сам.
Шенстон больше не расспрашивает; он снова извиняется за вторжение – извинения приняты без гнева – и выходит на улицу.
Дела его спутника в Булони тоже закончились. И хоть Шенстон не пролил свет на загадку исчезновения Гвен Винн, он испытывает удовлетворение, о причинах которого ему не хочется задумываться. Какой мужчина не предпочтет увидеть свою возлюбленную мертвой, чем в объятиях соперника? Как ни низменно подобное чувство, оно естественно для человека, чье сердце разрывается от ревности – так думает ночью Джордж Шенстон, без сна ворочаясь в постели. Слишком поздно, чтобы успеть на пароход до Фолкстоуна; ему приходится ночевать в Булони – на постели не из роз, а скорее на Прокрустовом ложе.
Тем временем капитан Райкрофт возвращается в комнату, в которой ждет его друг майор. Ждет нетерпеливо, хотя все это время он не бездельничал; об этом свидетельствует плоская коробка красного дерева на столе с парой дуэльных пистолетов, которые только что явно проверялись. Это и есть «лучшие пистолеты в Булони».
– Они нам все-таки не понадобятся, майор.
– Какого дьявола! Он выбросил белый флаг?
– Нет, Магон; напротив, доказал, что храбр, как те, кто не дрогнув стоит перед пистолетом.
– Значит, между вами никаких неприятностей нет?
– А! Неприятности есть, но не между нами. Горе, которое мы оба разделяем. Мы с ним в одной лодке.
– В таком случае почему вы не привели его сюда?
– Я об этом не подумал.
– Ну, давайте выпьем за его здоровье. И поскольку вы в одной лодке, выпьем вдобавок за то, чтобы вы благополучно добрались до гавани!
– Спасибо, майор! Гавань, до которой я намерен добраться да захода завтрашнего солнца, это гавань Фолкстоуна.
Майор едва не роняет свой стакан.
– Не может быть, Райкрофт! Вы шутите!
– Нет, Магон; я говорю совершенно серьезно.
– Я удивлен! Нет, не удивлен, – тут же поправляется он. – Мужчина не должен ничему удивляться, если дело связано с женщиной. Путь заберет дьявол ту, которая уводит вас от меня!
– Майор Магон!
– Полно, полно, старина! Не сердитесь. Я не имел в виду ничего личного. Не знаю ни женщину, ни причину, по которой вы изменили свои намерения и так скоро меня покидаете. Позвольте мне этим объяснить свои слова.
– Я вам все сегодня же расскажу – немедленно!
Через час майор Магон знает все, что связано с Гвендолин Винн и Вивианом Райкрофтом. Он больше не удивляется стремлению гостя побыстрее вернуться в Англию и не пытается удержать его. Напротив, советует возвращаться немедленно; провожает его на первый утренний пароход до Фолкстоуна; и, пожимая на прощание руку, снова вспоминает канаву в Дели:
– Да благословит вас Господь, старина! Что бы ни случилось, помните, что у вас есть друг и палатка в Булони, не говоря уже о хорошем виски!
Глава сорок четвертая
Самоубийство или убийство?
Прошло еще два дня, и в Ллангоррен Корте собралась еще большая толпа. Но она теперь не рассеяна по территории, люди не ходят повсюду; напротив, стоят, тесно прижавшись друг к другу, заполнив весь двор дома. Ибо поиск окончен, исчезнувшая наконец найдена – паводок спал, пустили в ход драги – и нашли ее утонувшей!
Недалеко, не в главном русле, а в канале, глубоком и темном, за островком. В небольшом прямоугольном заливчике, почти непосредственно под летним домиком обнаружили тело. Оно поднялось на поверхность, как только его коснулись крючья: они зацепились за платье. Если бы оно пролежало еще день, поднялось бы само по себе.
Его достали из воды, отнесли в дом, и оно теперь лежит в зале на установленном посредине длинном столе.
Просторный зал полон; если бы не два полисмена, стоящие у входа, в нем было бы не протолкнуться. У полицейских приказ пропускать только членов семьи и ближайших друзей, а также тех, кто по должности обязан здесь присутствовать. Снова собирается совет, но не такой, как накануне. Тогда расследовалось, что стало с Гвендолин Винн и жива ли она; сегодня идет расследование обстоятельств ее смерти.
Вот лежит тело, такое, каким его извлекли из воды. Но как не похоже на то, что было раньше! Это тонкое платье, шелка и кружева, платье, которое носила Гвен на балу, оно больше не развевается и не напоминает оперение; промокшее, испачканное, оно липнет к телу, чья фигура даже в смерти поражает своим совершенством и женской красотой. Светлые волосы, распущенные свободными прядями, утратили свой шелковистый блеск, и стали немного темнее; щеки поблекли, они уже распухли и потеряли цвет; так быстро безжалостная вода расправилась со своей жертвой!
Никто теперь не узнал бы Гвен Винн. Глядя на это неподвижно распростертое тело, кто может поверить, что еще несколько дней назад оно, гибкое, прекрасное и величественное, легко двигалось по залу? Кто может узнат в этом лице, темном и изуродованном, лучезарную внешность молодой хозяйки Ллангоррена? Печально думать, что эти неподвижные немые губы совсем недавно были полны улыбок и приятных слов. А глаза, теперь потускневшие, совсем недавно радостно сверкали в наслаждении молодостью и красотой – сверкали, вспыхивали, завоевывали!
