KnigaRead.com/

Сергей Мстиславский - Крыша мира

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Мстиславский, "Крыша мира" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— А ты, Гассан?

Гассан сжал скулы.

— Я? Кто себе враг? Будь я проклят, если дотронусь до воды и хлеба!

Пришлось ужинать одному. Я предложил старшине разделить со мною трапезу. Он низко склонился, сел; взял лепешку, разломил ее надвое ритуальным, литургийным жестом, прошептав коротко и невнятно. Гассан вздрогнул.

— Что он сказал?

— Он колдует, таксыр. Он сказал: «Нас двое, но хлеб один. Мы разной крови, но хлеб один».

Мы заснули чуть не под самое утро. Побелевшее уже небо крылось тучами. Мелчи, ворча, как медведи, переговаривались о дивьей заставе.

* * *

На пользу пошла беседа о рудном промысле: зобатые «признали» нас. Старшина отрядил в помощь Мелчам четверых проводников и выслал гонца вверх по ущелью упредить о нашем прибытии: «Чтобы камень не ударил на пути. В наших горах — всякое бывает». И опять, смеясь, напомнил о бадахшанцах.

Путь через ущелья зобатых — два дня. Все время по дороге попадались рудники, плавильные печи, кузницы. На первом дневном привале осматривали (кто бы мог ожидать здесь, в Ванжских горах!) мастерскую ножниц.

Подарили на память.

— Постриги себе бороду, Гассан-бай, ножницами карлов…

Ехать было легко: путь широкий, небо пасмурное, нежарко, много воды. Мелчи прыгают через ручьи, высоко подбирая ноги: они даже брызг водяных боятся. По их преданию, зоб пошел оттого, что некий див в отместку охотнику, убившему любимого его тура, брызнул на него водою из горного потока. Стекла вода по усам, обожгла шею, вздула ее пузырями, а усы от волшебной воды отсохли до корня. Оттого у зобатых волосы растут только на бедрах.

— А ты видел у них волосы на бедрах?

— Откуда мне видеть!.. Рассказывают люди…

Гассан и дарвазцы твердо держали зарок: оба дня, что мы шли по ущелью, они не трогали даже тех припасов, что уложены в наши вьюки заботою Джалэддина. О том, чтобы отведать скромной пищи, которую на стоянках предлагали нам зобатые, конечно, не приходилось и говорить. И с подлинным ужасом смотрели они, как я накладывал на зобы свою метрическую ленту, измеряя их охват, и скользил антропометрическими циркулями по головам ванжцев: они охотно позволяли измерять себя.

Так искренен и так глубок был этот ужас, что — сказать ли? — даже во мне самом подымалось, по временам, жуткое, неприятное чувство, когда я принимал из рук нашего хозяина на час ячменную лепешку или горячий развар сушеных тутовых ягод. Другой пищи здесь нет: зобатые не охотятся, а пашни и сада на скалах этих не подымешь.

Под вечер второго дня кончился рудный район. Местность обезлюдела. Теперь до Язгулона на дороге только один кишлак. Он замыкает ущелье с юго-востока. К нему выводит с севера обходная тропа, о которой я говорил. «Сторожевым» называют карлы этот кишлак: стережет копи с востока.

— Ты на нас не сердись, что мы тебя сначала неласково приняли, — говорили, прощаясь, зобатые рудокопы. — Нам нельзя пускать к себе людей: знаешь их — жадны! Сейчас — труд наш велик, но мы ни с кем не делимся тем, что выработаем. Вон лемех, вон топор; вынесем его на северную дорогу — полную получим цену. Потому что дивьим страхом осторожены наши горы: через ущелье зобатых нет пути. Ни купец, ни бай, ни чиновник какой — не переступит дивьей заставы. Боятся. А если пройдет хоть один — за ним пойдут и другие: за купцом — амлякдар; и станет наш труд — на купца да на бека — как на равнине. Мы ведь — слабы: самим, без дивов, не оборониться. И потому — чужому в горах наших смерть. Не от нас — от дивов…

Смеются.

— А как же вы меня пропустили?

— Ну, ты… Ты — другой человек.

— Почему вы меня знаете?

— Знаем, — подмигивает зобатый черным хитрым глазом. — На руде живем — много знаем.

* * *

Сторожевой кишлак, у перевала самого, тесною кучею сакль налег на дорогу. Нас ждали: на въезде разложены были высокие костры — мы подходили к кишлаку уже в потемках.

Несмотря на позднее время, встречают нас всем поселением: и старики, и женщины, и дети. У самых маленьких нет еще и признака зобов, но у шести-, семилетних уже отгибается назад, теряя подвижность, головка. У женщин зобы меньше. Они закрывают их шелком расшитыми лицевыми занавесками; на покрывалах этих — птицы и деревца, как на русском узорочье. Но душно под шитою тканью, должно быть, да и видно плохо. И, после первого же знакомства, женщины откидывают их, смеясь.

Странно: тяжело ведь с зобом, а они все здесь веселые, карлы. Улыбка не сходит с прозрачнокожих, бледных под загаром лиц.

Гассан пластом лежит на бурке. От трехдневного поста и долгих переходов он заметно ослабел. Но упорствует: я опять ужинаю один со старшиною селения — древний-древний, годами и рудою согнутый старик.

— Сейчас работы много: скоро зима — торопимся кончать выемку. На зиму — все здешние спускаются на полночь: там наши зимовья, на полпути к нижней Ванжской дороге. Знаешь?.. Здесь в горах закостенеешь зимой. Уйдем и мы: последнюю доживаем неделю; с восхода уже не ждать гостей. Видишь небо: на перевалах третьи сутки, так надо думать, идет снег. Еще день-два — не шагнуть через них ни человеку, ни зверю.

— А на Тропе?

— Храни тебя Огонь! Тропа — живая: на ней не бывает ни льда, ни снега.

— Отчего у вас зобы, отец? Есть и на западе у нас люди, как вы, — с той же болезнью. Тоже в горах; но только там одиночные люди болеют, а не целый народ, как здесь.

— Мы не больны — зачем говоришь так! — как будто обиделся старик. — От зоба нашего вреда нам нет: он знак наш, наследство Вархура, начальника нашего племени. И не от гор он, хотя начало ему, вправду, здесь — после нашего переселения.

— Вы разве не здешние?

— Нет. Мы с низовьев Яхсу пришли. Давно: еще в те дни, как Бухара вела войну с Балхом. От войны ушли мы в горы. Мы не люди крови: проклят перед Огнем и Солнцем проливший кровь без нужды. Мы не едим и мяса.

— Расскажешь о зобе? Есть еще чай в кунгане…

— Был в древнее время прародителем нашего племени Вархур — его именем и посейчас еще зовется кишлак, что повыше того места, где вливается в Пяндж наша река: там, при переселении, в первый раз разбил он свой гилли[8].

Предание говорит так: ущельями этими от Пянджа до перевала владел в те дни Див: лежал он, накрыв руками оба хребта, — не ступить ноге человечьей. Бесплодное и дикое было место, но все же вышел Вархур на борьбу с Дивом, потому что другого места на свете нам не было: надо было жить.

Вышел Вархур на борьбу с Дивом. Заклад Дива был такой: если одолеет Вархур — тело Дива рудою сойдет в камень, кровь — драгоценными камнями, предсмертные слезы — алмазами; райскими садами прорастет на скалах дивья шерсть: благодатной страной станет Ванж. А если Вархур проиграет — быть ему прикованным к скале у самых ледников и будет ему клевать печень гриф до тех пор, пока не прорастет ледник Мертвого Перевала.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*