Василий Гузик - Не выходя из боя
Чекисты противопоставляли действиям фашистской разведки свои методы работы, свои контрдействия и успешно обезвреживали вражескую агентуру. Четыреста пятьдесят немецких лазутчиков и шпионов были обезврежены чекистами области во вражеском тылу. Советские разведчики сумели не только отразить натиск фашистской агентуры, но и проникнуть в разведывательные и карательные органы врага, раскрыть многие его замыслы, наконец, распропагандировать многих из тех, кто служил у противника. При содействии и под влиянием чекистов к партизанам перешло более четырех тысяч бывших полицейских и власовцев. Целые гарнизоны, случалось, отказывались служить фашистам и в полном составе прибывали к партизанам.
В мае 1943 года гитлеровское командование подготовило наступление на Орловско-Курской дуге. Но тылы, тылы… Немцы не могли не считаться с огромной армией партизан, готовых в любой момент нанести удар в спину. Берлин приказал: уничтожить «лесных бандитов», очистить тылы от партизан.
В помощь трем немецким дивизиям и венгерскому армейскому корпусу в партизанский край были стянуты 4-я танковая, 7-я, 292-я и 113-я пехотные дивизии, 47-й и 57-й отдельные охранные полки. Около пятидесяти тысяч солдат! По замыслам фашистских генералов партизанскую армию намечалось прижать к Десне и полностью разгромить.
Потянулись тревожные дни. Областной комитет партии, штаб партизанского движения, управление НКВД беспокоились за судьбу народных мстителей, внимательно следили за развитием событий. Для руководства и координации действий партизан в немецкий тыл была заброшена группа опытных офицеров и чекистов во главе с заместителем начальника Орловского штаба партизанского движения А. П. Горшковым.
Кольцо окружения сжималось. Командиры мучительно искали выход. Что предпринять? Оборона или прорыв? На совещании командиров, комиссаров, секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов партизанского края пришли к единому мнению: только прорыв.
…Рассвет. Тихая июньская ночь расставалась с сонными дубравами. Теплынь, посходили с ума соловьи. Слушать бы, радоваться бы, любить бы! Но лица хмуры, напряжены. Людской поток, размеренный и грозный, течет под прикрытием зелени. И кажется, нет ему конца.
Многотысячная лавина партизан сосредоточивалась на исходных позициях. Казалось, невозможно такую силу провести бесшумно и незаметно, но она ничем не выдала себя. Она собралась для решительного удара и только ждала заветной минуты.
Вперед ушли пластуны. Сотни сильных и смелых парней огибают расположение фашистов, крадутся к часовым. И вот уже где-то слышатся вопли врага, заговорили пулеметы, заухала партизанская артиллерия. Лавина хлынула за первым ручейком. Это рванулись силы прорыва — бригады «За Родину» и «Власть Советов».
— Ура-а-а!
Огонь, хрип, топот. Все завертелось и перемешалось. Но инициатива на стороне партизан, фашисты опрокинуты. Удар был настолько неожиданным, что гитлеровцы побросали пушки, дымящиеся кухни, мундиры и — кто куда. Кольцо прорвано!
Партизаны выскользнули из опасной петли в образовавшийся коридор и ударили противника с тыла. Жестокий это был бой. Три с лишним тысячи убитых фашистов, еще больше раненых. Большие потери понесли и партизаны.
Но армия была спасена, партизанское движение разрасталось, крепло. Снова и снова над привольными дубравами, партизанского края гремели выстрелы, вздымались веера взрывов, и никогда не смолкала полюбившаяся всем песня «Шумел сурово Брянский лес». Песня о счастье, о родной земле, на которой бушевал пожар войны, о бесстрашных народных мстителях — партизанах.
Герой Советского Союза И. Кузнецов
ДЗЕРЖИНЦЫ СТОЯЛИ НАСМЕРТЬ
Рано утром в расположение батареи, которой я командовал, приехал генерал Киселев, наш комдив. Мне не раз приходилось встречаться с ним, но таким, как сегодня, видел его впервые. Крупная, всегда подтянутая фигура заметно сутулилась, под глазами круги, лицо осунулось. Вторую неделю наша дивизия вела тяжелые бои за Северный Кавказ.
Генерал обошел позицию. Наша батарея — это два взвода автоматчиков, четыре танка Т-60, столько же «сорокапяток» и два пулемета. Впереди, в полукилометре, затаился Гизель, сильно укрепленный опорный пункт частей СС. Артиллерийские обстрелы следовали один за другим.
Гитлеровцы вначале рассчитывали подавить огнем батарею, создав коридор для выхода к нашим частям в тыл, к Орджоникидзе. От города открывался прямой путь на Грозный, на Военно-Грузинскую дорогу. А там, в горах, находилась их отборная дивизия «Эдельвейс».
Но мы держались.
— Слушай, Кузнецов, — заговорил генерал, — хозяйство твое невелико, но надо выстоять. Немец бросит на вас танки, пехоту — все бросит. Помочь сейчас ничем не могу. Понимаешь? Словом, соберите коммунистов, комсомольцев, разъясните обстановку. — Он остановился в раздумье и твердо добавил: — Верю, выстоите. Не напрасно дивизия носит имя Феликса Дзержинского, верю в вас…
На позиции было тихо. Артиллеристы спокойно хлопотали у орудий. Я невольно подумал: «Привыкают люди и к войне». Сколько боев позади — Мценск, Ясная Поляна, Тула, Москва.
— Тишина-то какая, — осторожно ставя ящик снарядов, произнес рядом боец Поздеев. — Аж в ушах звенит.
— Затишье-то знаешь к чему бывает? — многозначительно сказал Андрющенко, старательно протиравший лафет «сорокапятки».
Старшина Андрющенко был призван в Красную Армию еще до войны. Попал в войска НКВД, на фронте с первого дня и давно отвык от домашнего уюта. Но всякий раз, когда Поздеев оказывался рядом, старшина почему-то вспоминал родную Украину, маленькую хату на краю села, родных. Спокойный, уравновешенный Поздеев располагал к таким беседам.
— Затишье, понятно, бывает разное, — не стал возражать Поздеев. — Помню, возвращался я с гражданской к себе на Волгу, подхожу к дому, а меня встречает такая же глухота. Травинка не шелохнется. От голода почти вся деревня вымерла. — Его голос дрогнул. — И мои тоже… Но жизнь есть жизнь. — Он отряхнул запачканный ватник, закурил и, пыхнув дымом, добавил: — А вот когда моя Анастасия собиралась подарить мне сына, я целый день не находил себе места, вокруг дома ходил. А потом Андрюшка как закричит, меня подстегнуло словно… Сейчас сынок под Ленинградом. Воюет…
И. Л. Кузнецов. Фото 1951 г.
Я шел от орудия к орудию, перебрасывался фразой-другой с бойцами, и с каждой минутой ощущение тревоги рассеивалось. Люди были уверены в себе, спокойны. Выстоят.
