Сборник - В исключительных обстоятельствах 1986
– Все-таки я ее не стою, – и приподнялся на подушке.
– Почему это? – спросил я.
– Потому… – вздохнул Венька. – Она какая-то нежная. Прямо как девочка. А у меня все-таки были обстоятельства…
– Какие?
– Ну, помнишь, я тебе рассказывал…
– Чего рассказывал?
– Неужели не помнишь?
– Не помню.
– Ну, как я встретил одну женщину и потом захворал. Когда мне не было еще семнадцати лет…
– Но ты же вылечился, – сказал я.
– Ну что из того, что вылечился? Все-таки было. Как ты считаешь, надо это Юльке сказать?
– Вот уж не знаю, – затруднился я. – Как-то неловко про такое говорить…
– В этом все дело, что неловко, – согласился Венька.
– А зачем говорить?
– Ну как же не говорить, если она сама такая откровенная и вдруг выйдет за меня замуж? Если, конечно, решится выйти…
– Вот когда выйдет, тогда и скажешь.
– Нет, это получится, что я ее обманывал. А тут надо делать все начистоту. Это же будет у нас семейная жизнь. Для чего же все начинать с обмана?!
Венька посмотрел на меня внимательно, как смотрят на человека, желая прочитать его мысли, и спросил:
– Ты как считаешь, я правильно думаю?
– Вообще-то правильно, – уклончиво ответил я.
– А конкретно?
– А конкретно я еще не знаю, как тут считать…
– Крутишь ты чего-то! – упрекнул меня Венька. – А я считаю, что в семейной жизни не должно быть никаких секретов. На службе – вот, скажем, как нам сейчас приходится на оперативной работе – это одно, а в семейной жизни все должно быть в открытую. Иначе, какая же это семейная жизнь!
– Отчасти это правильно, – согласился я. – Но как-то неудобно говорить девушке…
– В этом все дело, – опять сказал Венька.
Он снова лег на подушку и задумался. И я задумался. Как быть? Сейчас сказать ему про тот вечер с Юлькой или потом? Ну хорошо, я скажу сейчас, он расстроится. А если сказать после? А если совсем не говорить? Ведь ничего особенного не было. Просто сидели рядом. Я уж сказал ему, что мы сидели рядом. Про френч только не сказал. Ну, скажу про френч, что сидел под френчем…
Но Венька первым нарушил тишину.
– Ты знаешь, – сказал он и повернулся лицом ко мне. – Вот я всегда думаю. Дай мне три месяца свободных. Совсем, совсем свободных. Чтобы никакой заботы, ни воров, ни бандитов. И я буду думать про свою жизнь. Как я жил, как мне жить дальше. Я все ошибки свои вспомню, где когда промазал, не догадался, не сообразил. Все начну по-новому. Чтобы ни одной ошибки. Вот тогда другое дело. А то знаешь, как может получиться? Будет полный коммунизм. Будут новые люди, которые еще с пионеров начали. И не только самогонку не пили, но даже красное вино не пробовали. И они нам скажут…
Но что они нам скажут, Венька, должно быть, еще не знал. Он замолчал неожиданно, впрочем, как часто делал, оборвав себя вдруг на полуслове, и отвернулся к стене.
Он долго лежал так, отвернувшись. Потом снова окликнул меня:
– А ты знаешь, я ей все равно не смогу сказать про это. Мне стыдно…
– Действительно, – проговорил я спросонья.
И в эту минуту впервые мне представилась нелепой вся эта история. Венька ведь сегодня только познакомился с девушкой и уже собирается жениться и рассказать ей такой секрет.
«Хотя, – сию же минуту подумал я, – ничего, пожалуй, удивительного: он давно ее любит, и она, наверно, тоже. Уж если он решил жениться – значит, это серьезно, прочно, окончательно».
Весь следующий день Венька был занят своими делами. Мы почти не виделись.
Вечером, когда я пришел домой, он уже спал. А на рассвете за ним заехал кучер нашего начальника и увез его в Воеводский угол. Из Воеводского угла он приезжал теперь ненадолго – на сутки, не больше – и уезжал обратно.
И все-таки за это краткое пребывание в Дударях он успевал встречаться с Юлькой.
Домой после этих встреч он возвращался невеселый, задумчивый и, немножко поговорив со мной о каких-нибудь пустяках, ложился спать, потому что утром ему надо было снова ехать в тайгу.
О своих делах в Воеводском углу он по-прежнему почти ничего не рассказывал. Но однажды вечером, когда мы дома пили чай, он вдруг ни с того ни с сего засмеялся.
Я удивленно взглянул на него.
– Очень смешно, – сказал он, – Лазарь Баукин такой зверюга, как ты говоришь, а жена его ухватом прямо по башке! Он мне сам жаловался. «И ничего, говорит, поделать не могу. Выгоняет из избы…»
– Все-таки мне непонятно, – сказал я, – почему ты ухватился за этого Лазаря? Ведь ты сразу за него ухватился еще тогда, зимой. Помнишь, как это было?
– Помню.
– И вот я не понимаю: почему ты тогда за него ухватился?
– Я сам не понимаю, – опять засмеялся Венька. – Но ты подожди, подожди. Ты еще посмотришь, как все получится. Хотя, конечно, Лазарь – это не ангел.
– Не только не ангел, но злейший бандит, мы с тобой таких, наверно, не один десяток встречали. Но ты почему-то за него именно ухватился…
Венька задумался, но ненадолго. Потом сказал:
– Это, понимаешь, не всегда можно все в точности объяснить – что, зачем и почему. Но раз я ухватился, я должен доколотить это дело до конца.
Все силы свои он, казалось, сосредоточил теперь на одном – на будущей поимке Кости Воронцова.
Он даже все личные планы строил теперь с таким расчетом: «Вот поймаем Костю, и я осенью обязательно поступлю на рабфак. И ты поступай тогда. Что мы, хуже всех, что ли?» «Вот заарканим „императора“, и я сразу договорюсь с Юлькой. Не могу я это дело тянуть!»
И не только свои личные планы он связывал с поимкой Кости Воронцова: «Вообще все здорово будет, когда мы его поймаем. Всех остальных бандюг мы тогда свободно переловим и переколотим. Костя у них сейчас вроде как знамя. И до чего сильно его боятся везде! Даже председатели сельсоветов боятся. Это уж просто срам. Называются представители Советской власти – и боятся какого-то бандита! От одного его имени дрожат. Это мы виноваты, что так долго вокруг него крутимся. Если б мы работали как следует, мы бы его еще прошлой осенью взяли. Мы за это в первую голову отвечаем!»
17
Наконец однажды, в середине дня, Венька вернулся из Воеводского угла и сказал мне:
– Ну, кажется, начинаем делать дело. Сейчас доложил начальнику всю картину. Завтра вместе с ним едем брать «императора».
– А я?
– Что ты?
– А я опять тут буду сидеть?
– Нет, и ты поедешь. Начальник сам сказал, чтобы и ты поехал. И Колю Соловьева возьмем. Только этот припадочный Иосиф Голубчик не поедет. Я попросил, чтобы он не ездил. Тут дело тонкое, хитрое. Тут героизм не требуется…
Мы пошли с Венькой на реку купаться. Он разделся на плотах и показал мне плечо.
