Юрий Ищенко - Черный альпинист
Очень боялся сломать палки или лыжи, поскольку падал часто, а на слаломных спусках нагрузки на палки выпадали огромные. Но опорки гнулись вдвое, а не ломались, — хоть в этом сибиряк (от которого пришло наследство) оказался докой.
Наткнулся на труп, видимо, небрежно спихнутый с обрыва в полноводную реку (Тахир намучался, переходя ее вброд, пару раз провалился по пояс, но затем на ходу успел до вечера высохнуть). Красно-синее разложившееся тело на отмели, полузанесенное песком и водорослями, с отъеденными ногами, принадлежало женщине. Стало быть, очень давняя, летняя проделка Альпиниста. Тахир отметил место на карте и помчался дальше.
В 12.37 он оказался под плато, под скалами, черными, здоровенными, которые будто преграждали вход в жилище Змея Горыныча. В фильме детском такие видел. Здесь и снега выпало меньше, и на высоте он не залежался — местность была открыта ветру: нагромождение обломков, сквозь которые тянулись к небу базальтовые и гранитные верхушки старых искореженных временем скал. Тропу нашел по пирамидкам, оставленным туристическими группами, — сложенные камушки указывали направление. Шел пешком с пистолетом Стечкина в руке, — тут он нос к носу мог столкнуться с Альпинистом. Сильный ветер ворошил и сбрасывал мелкие обломки, гудел в маленьких каньонах. Тахир поднялся на первую гряду скал, пошел медленней, присматривая место для засады. И нашел — удобное углубление в скале, поросшая кустарником трещина, а за ней тропа метров сто по карнизу над ущельем. Альпинист, проходя по карнизу, окажется перед Тахиром как на ладони.
Он еще сбегал по этому карнизу — чтобы точно определить, будет ли сам виден Альпинисту в своей засаде. Вроде бы кусты не просматривались. Вернулся, положил «стечкин» перед собой и с лихорадочной быстротой начал доставать детали снайперской винтовки из рюкзака. Поставил дальность на прицеле в сто метров. Осторожно, стараясь не зашуршать ни веточкой, ни сучком, ни камешком, улегся поудобнее — в неподвижности можно было пролежать час-другой. И вжал орбиту правого глаза в окуляр оптического прицела.
Он чувствовал бег каждой минуты, сперва они скреблись и ползали, как тихоходные мокрицы, затем проходили независимыми скорпионами, готовыми то ли его, то ли его врага пронзить смертоносным жалом, затем уже летели навскидку и оставалось опасаться, что не заметишь и не уцелеешь. Альпинист был там, впереди, шел к нему. Шел зверь, мерзкий и страшный, Тахир прикинул и не поверил — ему лично этот зверь причинил немало горя. Убив зверя, он мог вернуть все, многое; уважение и независимость, свободу и покой. И он жаждал, требовал, шепча растрескавшимися, изъязвленными под солнцем в два дня гонки губами: родной, ну, давай, пора, альпинистик мой, чудик мой серебряный.
Черный контур на дальнем конце карниза вынырнул из небытия настолько неожиданно, что опытный хладнокровный Тахир чуть не выронил приклад винтовки. Мысленно сказал, что о себе думает, и, намертво прихватив мушкой перекрестья барахтающуюся вдали фигурку, стал ждать. Охватило детское любопытство — а каков он?
Контур вырастал в отчетливую фигуру. Сперва Тахир отметил походку — будто бы вихляющую на полусогнутых ногах; он почти не поднимал колен, а мягко перебирал босыми подошвами по каменистому грунту. Альпинист был сутулым; тяжелые и непомерно, уродливо выдающиеся плечи были спущены к груди; две руки с полусогнутыми в кулаки пальцами одинаково мерно покачивались — Альпинист держал их перед собой, ни до чего не дотрагиваясь, не цепляясь и не держась за стену на ходу.
Наклоненная набок голова с длинными редкими прядями выбеленных солнцем волос — будто бы маньяк хотел что-то расслышать там, в ущелье под собой; тело было абсолютно голым и почти черным от загара, на груди, на ногах и в паху были различимы густые поросли волос. Тахиру показалось, что все данные об Альпинисте были сдвинуты в сторону преувеличения, — издалека он даже показался ему щуплым! Каким-то калеченным и убогим. Когда фигура переместилась ближе по карнизу на сотню метров, Тахир понял, что голова у того действительно искалечена, — какие-то бугры исказили форму черепа, белели на лице, на груди и на правом плече узоры страшных шрамов, а криво голова сидела потому, что шея была свернута.
Он вдруг заколебался — может быть, подпустить вплотную да загасить из «стечкина»? Очередь разрывных — и на карнизе останется мокрое место. Нет, рискованно, это действительно нечто озверевшее, мерзкое, страшное, и давать ему шанс унюхать, интуицией хищника почуять себя будет глупостью и бравадой. Но до чего же уродлив, страшен и жалок! Как горбун, что кувыркался на соборе в Париже. Пора, ему пора работать.
Он прицелился во впалую волосатую грудь, чуть вправо, чтобы пуля прошила легкие насквозь, и мягко спустил курок.
Уже в момент выстрела Альпинист вдруг глянул в его сторону — Тахир это видел. Отдача заставила его на миг потерять фигурку маньяка, а когда нашел, тот уже карабкался по голой каменной стене наверх. По плечу его текла кровь, но насколько точно попал, было не разобрать. Альпинист кричал: до Тахира донеслись резкие, высокие звуки, словно бешеный лай волкодава или визг кабана в камышах. Тахир нащупал его в перекрестье, выстрелил второй раз, — пуля ударила около головы, подняв сноп гранитных осколков, видимо, посекла немного, и по голове потекли мелкие красные ручейки…
Но Тахир терял время. Альпинист неправдоподобно, нарушая все законы физики и чего-то еще, карабкался вверх, то прилипая, то чуть ли не прыжками, как лягушка или ящерица, прыгая на неразличимые Тахиру уступики и щели, и уже скрывался, подбираясь к нагромождению скал над пропастью.
Тахир в считанные секунды расстрелял обойму, схватил «стечкина», с руки, чуть сам не повалившись, выпустил три очереди по пять-шесть патронов. А результата уже не видел, — тело черного безумца метнулось в последнем броске и исчезло за выступом. Тахир сменил магазин в «стечкине», пошел по карнизу. Надо было добивать, надо было не упускать раненого, иначе он неминуемо укроется на лежку, надолго, и не останется возможности его прикончить.
Кровь на камнях была темная, слишком мало крови, чтобы надеяться, что дело сделано. На камнях выше, на скале, по которой карабкался Альпинист, ее не было видно. Лишь ему на лицо, когда задрал голову, осматривая место над собой, упали капли. Судя по всему, Альпинисту было не выбраться из своей трещины никуда — ни дальше наверх, ни вправо, ни влево, только обратно на карниз. Понял ли это сам маньяк? — он опять закричал, выглянул и замахал кулаками на Тахира. Тахир в горячке попытался было поднять пистолет и выстрелить, но в последний момент сообразил, что отдача унесет его с карниза в пропасть. И вернулся в ложбинку с кустами, — вслед ему летели нешуточные обломки гранита.
