Марк Твен - Вильсон Мякинная голова
— Сравните отпечатки пальцевъ обвиняемыхъ съ отпечатками пальцевъ убійцы и доложите суду.
Присяжные начали сравнивать вдесятеро увеличенныя копіи тѣхъ и другихъ отпечатковъ. Тѣмъ временемъ въ судѣ водворилась мертвая тишина. Никто изъ присутствовавшихъ не шелохнулся даже и пальцемъ. На всѣхъ лицахъ было написано сосредоточенное ожиданіе. Когда, наконецъ, старшина присяжныхъ доложилъ: „Между ними нѣтъ никакого сходства!“ раздался оглушительный громъ рукоплесканій и вся публика, какъ одинъ человѣкъ, поднялась съ мѣста. Ее тотчасъ же призвали, однако же, къ порядку.
Тому не сидѣлось теперь на скамьѣ, онъ ерзалъ по ней, ежеминутно измѣняя свою позу, но, несмотря на это, не могъ успокоиться. Когда порядокъ возстановился настолько, что можно было продолжать засѣданіе, Вильсонъ указавъ рукою на близнецовъ, объявилъ серьезнымъ тономъ:
— Они невинны, а потому мнѣ до нихъ больше дѣла нѣтъ! (Снова раздались бурныя рукоплесканія, которыя шерифъ заставилъ однако, умолкнуть). Теперь мы приступимъ къ разысканію виновнаго. (Глаза Тома начали отъ страха выкатываться изъ орбитъ. Всѣ присутствующіе на судѣ думали: „Какъ тяжело это слушать молодому человѣку, столь трагически лишившемуся ближайшаго своего родственника и благодѣтеля“). Вернемся опять къ автографамъ А и Б, снятымъ въ дѣтскомъ возрастѣ. Попрошу гг. присяжныхъ сравнить увеличенныя пантографомъ копіи съ отпечатка пальцевъ А въ возрастахъ пяти и семи мѣсяцевъ. Похожи они другъ на друга?
Старшина присяжныхъ отвѣчалъ:
— Совершенно похожи.
Теперь разсмотрите пантографически увеличенную копію съ отпечатковъ въ восьмимѣсячномъ возрастѣ, помѣченномъ тоже литерой А. Похожа ли она на обѣ предшествовавшія копіи?
Присяжные съ изумленіемъ отвѣтили:
— Нѣтъ, между ними большая разница.
— Вы совершенно нравы. Потрудитесь сравнить двѣ увеличенныя копіи съ автографа Б въ пяти и семимѣсячномъ возрастѣ. Походятъ ли онѣ другъ на друга?
— Онѣ совершенно схожи.
— Сравните съ ними третью увеличенную копію, снятую въ восьмимѣсячномъ возрастѣ, якобы тоже съ Б. Походитъ она на первыхъ двѣ?
— Вовсе не походитъ.
— Угодно вамъ знать, о чемъ свидѣтельствуетъ это странное различіе? Я буду имѣть честь безотлагательно это объяснить. — По невѣдомой намъ причинѣ, имѣвшей вѣроятно эгоистическій характеръ, кто-то подмѣнилъ обоихъ этихъ дѣтей еще въ колыбели!
Это заявленіе произвело въ судѣ какъ и слѣдовало ожидать, величайшій эффектъ. Роксана была изумлена дивной догадливостью Вильсона, но всетаки не чувствовала себя встревоженной. Догадаться о замѣнѣ дѣтей одного другимъ не значило еще узнать, кто именно устроилъ такую продѣлку. Отъ Мякинноголоваго Вильсона можно ожидать многаго, но всетаки онъ не всевѣдущъ. Роксана чувствовала себя поэтому въ полнѣйшей безопаспости, сознаніе которой вызвало даже на ея лицѣ пріятную улыбку.
— Въ возрастѣ между семью и восмью мѣсяцами эти младенцы были положены одинъ на мѣсто другого! — пояснилъ Вильсонъ. Сдѣлавъ послѣ того опять паузу, дабы произвести болѣе сильное впечатлѣніе, онъ присовокупилъ:
— Особа, которая это сдѣлала, находится здѣсь, среди присутствующей публики.
Сердце у Роксаиы такъ и замерло. Въ судѣ пробѣжало словно электрическое сотрясеніе. Публика приподнялась съ мѣста, какъ бы разсчитывая увидѣть особу, подмѣнившую дѣтей. Томъ чувствовалъ страшный упадокъ силъ. Ему казалось, что онъ сейчасъ умретъ, тутъ же на мѣстѣ. Вильсонъ, доканчивая свои объясненія, разсказалъ:
— Младенца А положили въ хорошенькую кроватку, стоявшую въ дѣтской, Б-же, напротивъ того, переселили въ грубую люльку и препроводили затѣмъ на кухню, превративъ его такимъ образомъ въ негра и невольника. (Сильное впечатлѣніе, раздраженный ропотъ и гнѣвные возгласы). Черезъ какихъ-нибудь четверть часа онъ предстанетъ однако передъ вами, въ качествѣ свободнаго и бѣлаго человѣка. (Взрывъ рукоплесканій, не безъ труда подавленный шерифомъ и приставами). Съ семимѣсячнаго возраста и до сихъ поръ, А все время оказывался самозванцемъ. Отпечатки его пальцевъ, хранящіеся въ моемъ архивѣ, помѣчены именемъ Б. Вотъ увеличенная патнографомъ копія съ этихъ отпечатковъ, снятыхъ въ двѣнадцатилѣтнемъ возрастѣ. Сравните ее съ автографомъ убійцы, оставленномъ на рукояти кинжала. Усматриваете вы между ними сходство?
Старшина присяжныхъ отвѣтилъ:
— До мельчайшихъ подробностей!
Вильсонъ торжественно объявилъ:
— Убійца вашего и моего друга, Іорка Дрисколля, оставившаго по себѣ память великодушнаго и добраго человѣка, находится тутъ же среди васъ. Valet de chambre, негръ и невольникъ, ложно именуемый Томасомъ Бекетомъ Дрисколлемъ, сдѣлай на оконномъ стеклѣ отпечатки твоихъ пальцевъ, долженствующіе привести тебя на висѣлицу!
Томъ, лицо котораго приняло въ эту минуту сѣровато-пепельный оттѣнокъ, устремилъ умоляющій взоръ на адвоката; побѣлѣвшія его губы какъ-то беззвучно задвигались, а затѣмъ онъ лишился чувствъ и безсильно скатился на полъ. Вильсонъ прервалъ водворившееся въ залѣ суда гробовое молчаніе, добавивъ:
— Въ этомъ нѣтъ никакой надобности. Онъ фактически сознался!
Роксана упала на колѣни, закрыла лицо руками и, сквозь рыданія, проговорила:
— Господи, сжалься надо мною, несчастной женщиной!
Какъ разъ въ это мгновеніе пробило двѣнадцать часовъ.
Объявленъ былъ перерывъ засѣданія. Тома, который тѣмъ временемъ очнулся, заковали въ кандалы и отвели въ тюрьму.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ
«Человѣкъ, который самъ не умѣетъ солгать, зачастую считаетъ себя тѣмъ не менѣе въ правѣ судить о лжи».
Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.Октября 12.
По поводу открытій: «Удивляются какъ это удалось Колумбу открыть Америку. Было бы, однако, еще удивительнѣе, еслибъ онъ не нашелъ ея на мѣстѣ».
Изъ того же календаря.Населеніе Даусоновой пристани не спало всю ночь. Оно провело ее въ обсужденіи изумительныхъ событій дня и въ догадкахъ о томъ, когда именно будетъ слушаться дѣло Тома. Одна толпа гражданъ за другою подходила къ дому Вильсона, угощала его серенадами, требовала, чтобъ онъ сказалъ рѣчь, и надрывала себѣ горло одобрительными возгласами послѣ каждаго словца, слетавшаго съ его устъ. Каждое такое словце считалось теперь драгоцѣннѣе золота и признавалось квинтъэссенціей мудрости. Долгая борьба Вильсона противъ незадачи и предубѣжденія благополучно закончилось. Онъ сталъ теперь несокрушимо могучимъ авторитетомъ.
По окончаніи каждой серенады, когда толпа начинала расходиться по домамъ, кто-нибудь въ ея рядахъ непремѣнно испытывалъ угрызенія совѣсти, побуждавшія его возвысить голосъ и сказать:
